Луч Светы. Журнал. Выпуск 5. Декабрь - стр. 10
Где теперь эта батарейка? Вася не знал. Так же, как и то, что он будет делать, когда все закончится. Все стихи мира в эту минуту были ничтожно малы, а его собственные – ничего не значили. Даже если в двери сейчас заскрипит такой же, как у еврейки клюв, и замок предательски щелкнет, и какой-нибудь поэт типа Цветаева увидит его, мальчика, который пришел почитать стихи, поэта, занимающегося черт-те чем среди верхней одежды, и сбежится куча любопытных – пусть! Пусть так, думал Вася, ведь то, что делала эта девушка-кошка с его телом, было здорово.
«Какие у нее чуткие пальцы! Мама, если бы ты знала, как мне хорошо сейчас, я – счастливейший человек!» Он стоял, а девушка, жадно припав в нему, делала все, чтобы мальчику было хорошо, а потом:
– Ложись на меня.
И он лег. Сначала – она, а он – на нее. И чей-то полушубок был под ними. Вася обрадовался, что девушке мягко в этот момент.
– Не волнуйся, все будет хорошо.
А он успел увидеть ее натянутую шею, и как девушка руками зажимает себе рот и давит крик, хлопающий крыльями у нее во рту, и только шепот: «Черт! Черт!», а Вася думал: «Бог! Бог!» И мужской общий поток, к которому подключаются все любовники в такие моменты, захватил Васю и понес. Он был где-то груб, где-то напорист, местами очень точен – именно потому, что в первый раз. Вася уже не понимал, кто он – поэт, подонок или еще кто – но все его тело жило в этот момент интересной жизнью.
Васенька не мог объяснить словами – но похожее чувство у него уже было. Оно накрывало Васю в момент написания удачных стихов, когда всё вокруг казалось безобидным и дружелюбным, а ты сам – вне этого, и нисколько не паришься по поводу своего отсутствия, точнее – присутствия в мире, который для тебя в этот момент не существует.
Только эти чувства, даже призраки чувств жили с Василием до тех пока он не засыпал, он долго лежал в кровати, глядя на бумагу со свежими стихами – и ему было даже страшно, что сон не идет к нему, но все равно блаженное состояние не исчезало внезапно. Просто утром Вася просыпался, и первая мысль: «Господи, я такую талантливую вещь написал.» И никакого стыда. И вот идешь к письменному столу, а там стихи. А тут, когда все закончилось, Вася вдруг понял, что ни дверь, ни поэты за этой дверью, ни сама квартира никуда не делись – и это cон.
Все внезапно оборвалось, на самой сладкой ноте – и сна не было, перехода не случилось…
– Тебе понравилось?
– Очень! Кто ты?
– Ха-ха! – засмеялась девушка, груди которой были обнажены. – Я стала частью твоей жизни. Только не придавай мне большое значение!
– Почему?
– Воспринимай меня, как стихотворение, которое у тебя очень удачно получилось…
– Но… – в Васе проснулся поэт. – Мне бы хотелось еще раз написать это стихотворение…
– Конечно, конечно…
И вот вы можете не верить, говорить: чушь собачья, как это у них все слаженно, под боком у поэтов, и ничего, ни разу не постучали! Почему, может, и дергали за дверную ручку. Но раз закрыто – дальше пошли. И кто вам сказал, что все было именно так?
Васю просто лишили девственности. Не в каком-нибудь Союзе писателей, а в ЛИТО. Наш герой, напомним, был романтик, многого не знал: например, что в стене был глазок – в него смотрел некто… Сидел на стуле, который не скрипел (новенький почти стул) и испытывал чувство почти такого же характера, что и у этих двоих. Грязненько, конечно, это выглядело, но это – жизнь. Только Васенька не знал, что за ним подсматривают. А узнал – ему бы не с руки стало. Он бы весь мир возненавидел. Ведь как это, если в момент, когда ты творишь – за тобой следят. Поэт Языков, живший во времена Пушкина, вообще не мог сочинять стихи, если в соседней комнате кто-то был. Также и Васенька – не смог бы ничего. Слава Богу, он не знал, что они – не одни сейчас… А кто это был… Какая вам разница. Все равно же вас там не было. По крайней мере, на стульчике сидел и слегка покачивался тот, от кого зависело, когда заканчивается перерыв.