Ложная память - стр. 64
– Ты знаешь правила.
– Давай притворимся, что не знаю.
– Их всего два.
– Два правила?
– Да.
– Не таких простых и ясных, как правила покера?
Скит промолчал.
Хотя это все звучало как совершенная бессмыслица, порожденная хаотическими всплесками из глубин одурманенного наркотиками сознания, у Дасти сложилось странное убеждение в том, что эта странная беседа имела реальное, хотя и скрытое, значение и что она вела к какому-то горькому открытию.
– Скажи мне, сколько всего правил, – сказал он, низко склонившись к лицу брата.
– Ты знаешь, – ответил Скит.
– Давай считать, что не знаю.
– Три.
– А какое третье правило?
– Голубые сосновые иглы.
Легкий порыв. И волны разносят. Голубые сосновые иглы.
Валет, который редко лаял, а рычал еще реже, теперь, стоя в открытой двери и глядя в прихожую, испустил басовитое угрожающее ворчание. Шерсть у него на загривке стояла дыбом, и это выглядело не менее выразительно, чем у какой-нибудь мультипликационной собаки, столкнувшейся с мультипликационным призраком. Хотя Дасти не мог этого сказать с уверенностью, причиной неудовольствия Валета, похоже, был бедняга Скит.
– Объясни мне эти правила, Скит, – сказал Дасти, подумав примерно с минуту. – Расскажи, что они означают.
– Я – это волны.
– Понятно, – протянул Дасти, хотя на самом деле в этих словах для него было даже меньше смысла, чем если бы Скит словами из песни «Битлз» их психоделического периода заявил: «Я – морж».
– Ты – порыв, – продолжал Скит.
– Ну, конечно, – согласился Дасти просто для того, чтобы подбодрить его.
– А иглы – это поручения.
– Поручения?
– Да.
– И все это имеет какой-то смысл?
– Имеет смысл?
– Вероятно, да.
– Да.
– Ну, а я не вижу во всем этом никакого смысла.
Скит промолчал.
– Кто такой доктор Ен Ло? – в который раз спросил Дасти.
– Кто такой доктор Ен Ло? – Пауза. – Ты.
– Я думал, что я – порыв.
– Это одно и то же.
– Но я не Ен Ло.
На лбу Скита вновь появились хмурые морщинки. Его бледные тонкие пальцы, лежавшие расслабленно, снова сделали попытку сжаться в кулаки; из полузакрытой ладони вылетел хрупкий белоснежный мотылек.
Проследив за еще одним периодом быстрого сна, Дасти спросил:
– Скит, ты не спишь?
– Я не знаю, – ответил младший брат после недолгого раздумья.
– Ты не знаешь, спишь ты или нет? В таком случае… ты, наверно, спишь.
– Нет.
– Если ты не спишь и не уверен, что бодрствуешь, тогда какой ты?
– Какой я?
– Это был мой вопрос.
– Я слушаю.
– Ты пошел обратно.
– Куда?
– Что куда?
– Куда я пошел? – спросил Скит.
Дасти вдруг почувствовал испуг, все сильнее ощущая, что этот разговор полон глубокого, если не мистического, значения и они мало-помалу приближаются к открытию, которое внезапно придаст смысл всему происходящему. Но, несмотря на уникальный и чрезвычайно специфический характер этого разговора, он сейчас казался столь же иррациональным и угнетающим, как и многочисленные другие беседы, которые они уже вели раньше, когда мозги Скита были не в порядке после причиненного самому себе наркотического отравления.
– Куда я пошел? – повторил Скит.
– Ах, поспи немного и дай мне передохнуть! – с сердцем воскликнул Дасти.
Скит покорно закрыл глаза. На его лицо снизошло умиротворение, а полусжатые кулаки расслабились. Практически сразу же в его дыхании установился неглубокий, медленный спокойный ритм. Он негромко всхрапнул.