Ложечник - стр. 11

– Тут и останемся, – сказал Фрид. – Великой хвори и в долине хватит кем поживиться. Что ей дела до одного мальчика, не полезет она за ним на гору. Но и приманивать ее сюда мы тоже не будем, малыш, так что носа со двора не высовывай. Лесная тропинка для тебя под запретом. Ты не будешь ходить ни в лес, ни к ущелью.

Янис хотел было открыть дверь в хижину.

– Ты слышал, что я тебе сказал? – спросил Фрид. – Повтори.

– Не ходить по тропинке.

– Если увижу, что ты всё равно идешь в ту сторону, получишь у меня.

– Что получу?

– Парочку оплеух, – пояснил Фрид. И помахал рукой, чтобы показать, как это выглядит. Его рука опустилась на голову Яниса. Получилась не оплеуха, а как будто он его погладил.

– Если будешь себя вести, как я говорю, – сказал Фрид, – Великая хворь нас не найдет. – Он показал на склон горы над хижиной. – Вон туда, наверх, тебе можно ходить. Там спокойно. Ни одной живой души, куда ни глянь.

На мрачном каменистом горном склоне было всего несколько деревьев да клочок зелени. Вершину окутывала серая дымка.

– Обещай мне, – сказал Фрид, – не ходить в лес и к ущелью.

Янис пообещал.

– Повтори всё вместе, – потребовал Фрид.

И Янис повторил:

– Не ходить в лес и к ущелью.

Фриду в лес ходить было можно. Он старый и жесткий, Великая хворь таких не любит. Таких, как он, жестких и вопреки всему уцелевших, было еще несколько. Они организовали себе по ту сторону ущелья секретное место для мены. Один клал на землю что-то свое и отходил, а другой это поднимал. Друг к другу они не прикасались – хоть вкуса в них и мало, а поберечься не мешает.

Янис никогда не забудет, как Фрид ушел на обмен в первый раз. Янис тогда еще не умел следить за огнем в очаге. Когда огонь потух, ему пришлось есть остатки холодной ячменной каши. Перед уходом Фрид рассказал ему, как осторожно ведут себя детеныши косули и зайчата. Так что из дома Янис выходил только по крайней необходимости. Он выливал горшок и стрелой летел обратно в хижину, к своей кровати. Через четыре дня вернулся Фрид с хлебом, смальцем и парочкой только что пойманных кроликов. Тогда он и начал шить кроличье одеяло. Сначала это была всего лишь узкая полоска меха.

Янис уже долго пробыл на скале над хижиной. Пора было спускаться. Схенкельман там один, мало ли чего он успел натворить за это время.

Но Янис медлил. Великой хвори не существует, сказал Схенкельман. «Существует!» – хотел бы ответить Янис, но вдруг бы Схенкельман спросил: «А где?» Или: «А кто ею болел?» Янис никогда не видел человека, у которого бы не хватало каких-то частей тела. Ни в долине, ни по дороге к хижине. Ни одного человека. Всё это он слышал только от Фрида: о людях без пальцев, или с наполовину объеденными пальцами, или без носа. По дороге ни один больной им не встретился. Да, но ведь именно этого Фрид и добивался – обходить Великую хворь и людей стороной, как можно дальше.

Всё это ложь, говорит Схенкельман. Фрид, мол, просто врал, запугивал Яниса. Но кто точно умеет врать, так это сам Схенкельман. Зачем он поднялся наверх? Тащился в такую даль, да еще с двумя осликами? Скорее всего, он из тех менял. Приперся сюда за ложками и целебным напитком. Дождался, пока Фрид уйдет, чтобы взять, что ему нужно, и ничего не оставить взамен.

Янис на четвереньках выполз из своего укрытия.