Ловушки памяти - стр. 47
– Ты чего, мам? – удивлённо протянула я, – какие ещё препараты?
– Наркотики. Полчаса назад ты была сама не своя. Думаешь, мне ничего об этом не известно?
– О чём? – я по-прежнему тормозила со страшной силой. – О наркотиках?
– О том, что бывает с молодыми людьми, принимающими их. Они становятся неадекватными и агрессивными, никого не слушают и совершают немыслимые поступки.
– Мам, послушай, – я наконец-то поняла, в чём дело, и решила урезонить родительницу несокрушимой логикой, – ты ошибаешься.
– Да? – с лёгкой истерикой в голосе переспросила она.
– Да. Сама подумай. Полчаса назад я ещё была под кайфом и вот уже совершенно спокойная и в бодром расположении духа сажусь завтракать.
Действительно, я села за стол и придвинула к себе тарелку с овсяной кашей.
– Сейчас я с аппетитом поем, потом оденусь и поеду на занятия. У меня отличное настроение. Я не пью воду литрами, как это делают после «колес». Никто и ничто вокруг меня не раздражает. Тебе не кажется, что наркоманы так себя не ведут через полчаса после того, как были под кайфом?
Свои обширные познания в этой сфере я почерпнула из курса лекций, который нам читают в университете. Он называется: «Наркомания у детей и подростков» и предназначается для педагогов, работающих с «трудными» учениками. Так как каждый из нас потенциально мог бы после университета попасть в такое образовательное учреждение, мы очень старательно запоминаем всё то, чему нас учат на этих занятиях. Полученные знания позволили бы каждому из нас выявить в любом детском коллективе наркомана или алкоголика (оказалось, такое тоже может быть!), даже если ребёнок тщательно прячет от остальных свой недуг. Мы изучали все сопутствующие этому состоянию симптомы, и по ним я смогу распознать даже тип наркотика, который был употреблён.
– Суди сама, – продолжала я, – вены у меня не повреждены. Можешь посмотреть. Значит, не героин. Трава? Тоже нет. Она действует быстро и быстро «отпускает». То есть я должна была накуриться минут за пять до того, как пришла к тебе. А значит, ты почувствовала бы запах. Сама ведь говорила – стеночка нас разделяет тоненькая. Следовательно, остаются «колёса». Не буду перечислять, их много всяких разных. Скажу лишь, что после них очень тяжело «отходить», и я бы сейчас так мило с тобой не щебетала, а лежала бы в кровати, ненавидя весь мир вокруг вообще и тебя – в частности. И пила бы воду, много воды, потому что после этой чёртовой химии в организме случается дикий дефицит жидкости.
Говоря всё это, я с аппетитом поедала кашу, запивая её прохладным козьим молоком, которое достала из холодильника. Во время своей лекции я, не отрываясь, смотрела на мать, чтобы не потерять с ней зрительный контакт. Я действовала, как заправский полицейский в американском фильме, который успокаивает разбушевавшегося психа. Да, моя родительница была недалека от помешательства от одной только мысли, что я могу быть наркоманкой, и мне следовало как можно быстрее разубедить её в этом.
Наконец она произнесла спокойным голосом:
– Хорошо, Мила, верю тебе.
Я улыбнулась:
– Вот и хорошо.
– Только что же с тобой всё-таки случилось? Глаза, лицо – это был какой-то кошмар… И очень красиво одновременно.
Я вздрогнула от её вынужденного признания, но через секунду нашлась, что ответить: