Ловушка по соседству - стр. 23

— Хорошо тебе. Никаких проблем, никаких забот. Никаких фантазий, — говорю себе уже закрытыми глазами, но открываю резко, когда слышу чувственную музыку. А потом поднимаюсь на подушках, когда вижу Лену в дверном проеме, высвеченную, словно прожектором. В одном, черт возьми фартуке на голое тело с подносом в руках, на котором стоит тарелка с сырниками.

11. Глава 11.

*** Лена ***

— Кирилл Сергеевич! Иди кушать! Кирилл!

— Да блять! – слышу из комнаты Кирилла после того как позвала его три раза. Спешу туда и вижу, как он спросонья пытается Йорика оттолкнуть, который лижет его лицо. – Да уйди ты, мелкая тварь!

— Как грубо. А я тебя на сырники зову.

— Сырники? – он убирает песика и на меня безумными глазами смотрит, я даже шаг назад сделаю. – Издеваешься? Задолбала со своими сырниками!

Он подрывается и скрывается в ванной, а я стою и ничего не понимаю. Обида хлещет по щекам, и я иду убирать со стола. Зачем же так грубо. Можно было просто сказать, что не хочешь, я бы убрала и не переживала. А теперь мне сильнее хочется уехать отсюда. Слезы начинают течь по щекам, нос забивает, и я шмыгаю, пока убираю со стола. Хочу вылить горячий черный чай, как он любит.

— Ты что творишь? –орет он так громко, что я не успеваю сориентироваться. Рука дергается, и я проливаю чай себе на пальцы.

— А-А!

Он хватает мое запястье, второй рукой хватает подсолнечное масло и активно поливает мою руку.

— Ты меня до инфаркта доведешь, — бесится он, а я только сильнее реветь начинаю. Мне не больно, мне до жути обидно из-за его отношения. Ну что я такого сделала. – Ну что ты ревешь?! Так больно?

— Нет, просто зачем так грубить, я ведь ничего плохого не делаю, в постель тебе не лезу.

— Я заранее переживаю, — обматывает он мою руку мокрым полотенцем. – Ну все, все прости, просто мне сон плохой про сырники приснился.

Он, что удивительно, не отходит, а меня к себе прижимает. Сильно так, почти вдавливая, а у меня на язык пересыхает, как и слезы. Дыхание от близости сбивается, а в груди гулко бьется сердце. Остается только часто дышать и молиться, чтобы это случайная благородность продлилась подольше. Мои руки внизу, но я еле держусь, чтобы не поднять их ему на шею, чтобы не провести по разлохмаченной прическе.

— Сядь давай, я сам чай налью, — он первый отстраняется и усаживает меня на стул, а я вздыхаю. Ну что ему стоило постоять так еще немножко.

Он уплетает сырник за сырником, на меня почти не смотрит, а меня, черт дернул, спросить.

— А что тебе приснилось, что ты так испугался?

Кирилл давится, откашливается и чаем запивает.

— Что меня сырником придавило. И больше не выбраться, задыхался и умирал.

У меня четкое ощущение, что речь не о сырнике, но спрашивать я не буду. Просто прошу помыть посуду, а сама скрываюсь в своей комнате.

Я думала будет легче, но как перестать думать о мужчине, и его совершенстве, если он постоянно мелькает перед глазами, более того лезет обниматься. Так что единственный выход — съехать как можно скорее, иначе скоро мои трусы можно будет лепить на потолок вместо люстры.

Следующие несколько дней я старалась не отсвечивать, вообще не попадаться на глаза Кириллу. Единственный раз, когда мы пересекались, это когда я звала его на ужин и задавала один и тот же вопрос:

— Ну что, когда я съезжаю?