Ловушка для ловеласа - стр. 18
Или второй наш праздник, когда меня Эдуард на балконе запер за слишком громкое поведение…
– Давай же, не бойся! – подбадривал меня дурак-Османов, пока я, дрожа от страха и холода, стуча зубами в одном домашнем платье и тапочках, перебиралась через окно на строительные деревянные леса к однокласснику в руки. Андрей сразу же натянул на меня свои шапку и куртку и, ухватив мою ледяную ладонь, потянул по шаткой конструкции.
Казалось, если меня не убьет само “приключение”, то разорвет от нахлынувших эмоций. Боже, я ведь ещё столько всего не успела сделать!
Бóльшую часть его “вдохновляющих” слов я не слышала – думала лишь о том, как бы не свалиться, и сильнее впивалась пальцами в теплую ладонь одноклассника, а в качестве поощрения для себя-любимой решила: если выживу, прибью-таки поганца!
– Ну вот, а ты боялась, – широко улыбаясь, прижал к себе Андрей.
– Ты совсем ненормальный! – вырвалось у меня, вместо благодарности, но застыла, ведь одноклассник опустился передо мной на колени.
– Залезай скорее, пока совсем не замерзла, – фыркнул Османов, подставляя свою широкую спину. – Ну, чего глазами хлопаешь? Давай, пока нас не засекли!
Османовы старшие лишь посмеялись, рассуждая о том, как сын себе невесту украл – они ведь не знали всей картины. Да и одноклассник, тоже… Зато мне было тепло и вкусно. А еще оказалось, что моя бывшая лечащая врач из больницы, в миру просто тёть Лида. По крайней мере, все встало на свои места.
Забавно, что дома мое отсутствие не заметили, ведь мама с Павликом лежали в детской больнице, а Эдуард был не в состоянии. Повезло, что дверь квартиры была открыта. Нет, мой отчим не был алкоголиком, вот только грустить в одиночестве никогда не оставался. Кстати, на тот Новый год мне Андрей подарил очень красивую заколку для моих непослушных белокурых волос в форме… птицы. И еще коробочку суфле “Птичка”. Мне очень хотелось съесть эти конфеты, но я отнесла маме в больницу, для врача.
В десятом классе на Новый год я пошла с одноклассниками к центральной елке. Мы хором пели песни из советских фильмов. Затем мальчишки посвятили девочкам песню “Снегири”. Я-то знала, кто подстрекатель… Меня же одноклассницы подпили с ними спеть “Рыбку” и моей, конечно же, стала партия “Вот кабы чайкой я была…”. Удивительно, ведь именно в ту ночь я, наконец, перестала быть “новенькой” под крылом Османова и стала Натой. Тогда моим подарком от Андрея стали серьги – птички. Невероятно милая бижутерия.
– И чему ты сейчас улыбаешься, а, Стрельцова? – вырывает из воспоминаний фырканье Османова. – Больницу, что ли, вспомнила?
Забудешь такое, как же!
– Только ты мог орать под окнами больницы песни КиШа, – не удержавшись, хихикаю в ответ. – Ну, точно – дурак!
– Ага, ведь ты была моей молнией, – хмыкает и напевает кусочек: – Сейчас поймаю тебя в сумку и сверкать ты будешь в ней, мне так хочется, чтоб стала ты моей!
(Прим. автора: упоминается композиция группы Король и Шут (КиШ) “Дурак и молния”)
Забавно, потому что именно из-за подобных песен мы тогда разругались. А потом… Маленькая попсовая девочка начала красить ногти в черный цвет и кричать знакомым “Хой!”
Как бы ни было, но я скучаю по школе по сей день. И даже не по своей первой, в городе моего детства, а именно по школе номер семнадцать, куда я поступила в восьмой “Б”. Первые два с половиной года местные ребята относились ко мне ровно и довольно безразлично. Лишь стоило один раз Османову заступиться за меня, как трогать мою персону перестали. Впрочем, как и замечать. Лишь после зимних каникул, когда я вернулась за парту десятого класса, жизнь переменилась.