Ловец во ржи - стр. 24
– Расскажи мне историю своей восхитительной жизни, Экли-детка, – сказал я.
– Как насчет выключить чертов свет? Мне утром на мессу вставать.
Я встал и выключил его, если ему так хотелось. Затем снова лег на кровать Эли.
– Ты чего надумал – спать на кровати Эли? – сказал Экли. Ух, само радушие.
– Может, да. Может, нет. Ты об этом не волнуйся.
– Я об этом не волнуюсь. Только ужасно не хочется, чтобы Эли вдруг вернулся и увидел какого-то типа…
– Расслабься. Не собираюсь я тут спать. Я бы не воспользовался твоим чертовым радушием.
Уже через пару минут он храпел как бешеный. Но я все равно продолжал лежать там в темноте, стараясь не думать о старушке Джейн и Стрэдлейтере в этой чертовой машине Эда Бэнки. Но это было почти невозможно. Беда в том, что я знаю, какая техника у этого Стрэдлейтера. От этого все даже хуже. Как-то раз мы с ним пошли на двойное свидание, в машине Эда Бэнки, и Стрэдлейтер со своей девушкой сидел сзади, а я со своей – впереди. Что за техника была у этого парня. Что он делал, это начинал умасливать свою девушку таким очень тихим, искренним голосом – так, словно он был не просто парнем-хоть-куда, а еще добрым и искренним парнем. Я, блин, чуть не блеванул, слушая его. А его девушка все говорила: «Нет… пожалуйста. Пожалуйста, не надо. Пожалуйста.» Но старик Стрэдлейтер продолжал ее умасливать этим искренним голосом Авраама Линкольна, и наконец на заднем сиденье настала такая зверская тишина. На самом деле было неловко. Не думаю, что он в тот раз вставил той девушке… но почти, блин. Почти, блин.
Пока я там лежал, стараясь не думать, я услышал, как в нашу комнату вернулся старик Стрэдлейтер из уборной. Слышно было, как он убирает свои захезанные туалетные принадлежности и все такое, и открывает окно. Он был помешан на свежем воздухе. Затем, чуть погодя, он выключил свет. Он даже не стал смотреть, куда я девался. Даже на улице была тоска. Не слышно даже было ни одной машины. Я почувствовал себя так одиноко и паршиво, что даже захотелось Экли разбудить.
– Эй, Экли, – сказал я, точнее, прошептал, чтобы Стрэдлейтер не услышал через душевую занавеску.
Но Экли меня не услышал.
– Эй, Экли!
Все равно не услышал. Он спал как бревно:
– Эй, Экли!
Услышал, порядок.
– Какого фига тебе надо? – сказал он. – Я уже спал, бога в душу.
– Слушай. С чего начинается вступление в монастырь? – спросил я его. Я как бы прикидывал, вступить-не вступить в монастырь. – Нужно быть католиком и все такое?
– Разумеется, нужно быть католиком. Козел, ты разбудил меня только затем, чтобы спросить тупой воп…
– А-а, спи дальше. Не собираюсь я вступать в монастырь. При моей везучести я бы наверно вступил в такой, где все монахи с приветом. Сплошь козлы тупые. Или просто козлы.
Когда я это сказал, старик Экли сел, блин, на кровати.
– Слушай, – сказал он, – мне все равно, что ты скажешь обо мне или еще о чем, но если ты будешь ерничать о моей нафиг религии, бога в душу…
– Расслабься, – сказал я. – Никто не ерничает о твоей нафиг религии, – я встал с кровати Эли и направился к двери. Расхотелось торчать дальше в такой дурацкой атмосфере. Но по пути остановился, взял Экли за руку и пожал с таким туфтовым видом. Он отдернул руку.