Ловчий в волчьей шкуре - стр. 26

– Не знаешь ли ты, чем это я огорчила милейшего хозяина? Мне бы не хотелось, чтобы он думал, будто я желала обидеть его.

– Не ведаю, прекрасная госпожа, – пролепетал я.

– Я лишь упомянула о замке Тиффож, который некогда принадлежал маршалу де Ретцу. А он вдруг взвился, точно я ненароком изрезала портрет его любимого деда.

– Ну что вы, сеньора принцесса, – я переминался с ноги на ногу и чувствовал, как язык прилипает к нёбу. – Отец старого графа, второй из рода Монсени, был рыцарь славный и благочестивый. Зачем же было резать?

– Да не резала я! – возмутилась Алина.

Тут, чувствую, совсем одурел, несет меня куда-то, стою ни жив ни мертв, продолжаю околесицу городить. Так, стало быть, прелестный ее облик на меня подействовал. Вот и пойми – что я, раньше девок не видел? Видел. И порой весьма преизрядных. Ан нет, тут язык заплетается и поделать с собой ничего не могу! Может, оттого, что она не только собой хороша, а еще и принцесса?

Это я так в тот миг думал. Вот, значит, стою и рассказываю девице этой все подряд, что в голову приходит:

– Да вы сами, ежели хотите, поглядите. В Шпалерном-то зале, ну, там, где граф вас намедни принимал, семейные портреты висят. Там и его, и супруги его, покойной дамы Жильберты.

Она так остановила меня и говорит:

– Да, мой друг, я бы очень хотела взглянуть на их портреты.

Между тем, пока я докладывал графу о прибытии гонца, а затем лепетал, как нерадивый школяр перед строгим учителем, насчет родни моего господина, совсем неподалеку состоялась довольно занятная беседа между маркизом де Караба и его домашним питомцем, хотя, быть может, вернее назвать его служебным питомцем, но это уже не мое дело. Так вот, серо-черный кардинал прошествовал в библиотеку, постучал длинным когтем по спине маркиза, а добившись его внимания, заговорил таинственным шепотом:

– Алекс, перестань лепить буковку к буковке, ученость не к лицу благородному рыцарю. Займись делом: мне срочно нужны бочка валерьянки и десять головок сыра.

Охотник за демонами поглядел на него изучающе (во всяком случае, сам он потом живописал свой взор именно так) и произнес со скорбью в голосе:

– Друг мой, знаешь ли ты, что кошачий алкоголизм неизлечим?

Профессор, опять же, по его утверждению, вспыхнул от негодования, и, хотя под шерстью этого было не видно, огонь в глазах выдавал самое горячее возмущение.

– Попрошу без насмешек и гнусных инсинуаций! – гневно заявил он. – Да, быть может, я вчера и позволил себе несколько лишних глотков, но это лишь от переживаний. Как говорится, «после боя сердце просит…». Вместе с тем, всякому, кто имеет глаза, видно, что я тружусь не покладая лап, в то время как некоторые глупо насмешничают и прохлаждаются в библиотеке.

– Ну, хорошо, хорошо, – пошел на попятную Алекс. – Я был не прав, ты работаешь. Но все же объясни, зачем тебе сыр и бочка валерьянки?

– Нужно – и все, – продолжал дуться котофей. – Так сказать, для производственных целей. А ты сиди дальше, шуточки обдумывай. Маркиз выискался! Да я таких маркизов, если хочешь знать, из любой деревенщины наделаю. Вон, хоть из Сан-Лу. Так сказать, в знак благодарности за небольшую помощь в деле моего геройского одоления псов.

– Ладно-ладно, твоя взяла! – рассмеялся Алекс, выставляя перед собой ладони, будто демонстрируя, что безоружен и не намерен оказывать сопротивление. – Но сам посуди, где я тебе посреди местных лесов отыщу целый валерьяновый пруд?