Ловчий в волчьей шкуре - стр. 11
Пожалуй, в этой ситуации волновался один я. Странные желания принцессы и расспросы кошачьего полковника не выходили у меня из головы. Но с благородной-то дамой более-менее понятно. Может, добравшись из своей глухомани до благополучной Европы, она попросту расслабилась, подумала, что где-где, а у нас тут тишь да гладь; а вот дон Котофан, как он сам велел себя именовать… неужели своим кошачьим нюхом он каким-то образом сумел распознать во мне волка-оборотня? Может быть, и так – кто его знает? Я и сам надеялся на что-то подобное, охотясь за лесным убийцей. И если мои подозрения – не игра воображения, то что-то надо было делать как можно быстрее. Знать бы еще, что.
Я размышлял об этом, стараясь не выдать себя ни взглядом, ни гримасой, только взор то и дело обращался к вельможным гостям. Мне казалось, любой может прочесть тайные мысли по моим глазам. Слава богу, всем было не до меня.
И тут меня озадачил один в высшей мере странный момент нашей первой встречи: мне вспомнился вцепившийся в луку седла кот, вопивший о своих драгоценных сапогах. Вспомнился как раз в тот миг, когда мой господин заговорил о трудной и долгой дороге. Тогда, в лесу, я невольно бросил взгляд на эти уникальные сапоги пятидесятого кошачьего размера – они блестели, точно обсидиановое зеркало, отражая маячившие вдали заснеженные вершины Альп. Теперь, в замке, хоть всю дорогу от переправы кот и скакал за спиной достославного маркиза, они были в пыли, как, впрочем, и у его спутников. Не больше, но и не меньше. Но если дорога была долгой и трудной, отчего же так блестели сапоги в миг нашей первой встречи? Не почистил же их кот, чтобы перейти мост?
Ну, да господин не спрашивал о моих наблюдениях, и не дело навязываться ему со всякими досужими подозрениями. А ему, я готов об заклад биться, вовсе было не до того. Он так расхваливал местную дичь и отборные вина, хранящиеся в его погребе, что, казалось, совершенно забыл о трауре, в котором ему надлежало пребывать вместе с мадонной Сильвией. Как ни крути, а принц Амадей, царство ему небесное, приходился ей кузеном. Госпожа по этому поводу проводила все время в посте и молитве, запершись в своих покоях. Благородный же Констан де Монсени разливался предрассветным жаворонком, забыв обо всем.
– …А какая у нас замечательная охота! – прищелкнув для убедительности пальцами, сообщил он. – Это просто восторг души, а не охота!
– Но говорят, – вмешался в беседу вельмож хвостатый профессор, – что у вас тут волк-оборотень лютует.
– Кто говорит? – нахмурился граф, метнув на меня недобрый взор.
– Так, люди, по дороге встретились.
Встретились по дороге? Я вновь озадаченно поглядел на кота и его сапоги.
Мне как-то довелось беседовать с фра Анжело о том, как Господь вмешивается в людские дела и решает их по своему высшему усмотрению: то в Содом и Гоморру ангелов пошлет, чтобы они там попробовали отыскать кого-нибудь, достойного сострадания, то, наоборот, старика Ноя надоумит заняться кораблестроением. Хвала Ему, конечно, и за дождь из огненной серы, и за ковчег, и за многое другое – на рассвете начни перечислять – до полуночи не закончишь, лишь язык до мозолей сотрешь. Но вот что меня удивляет: казалось бы, Творец небесный знает все и обо всех. К чему ангелам лишний раз крылья трепать да таскаться в Содом и Гоморру? И Ною чего б было во сне не явиться?