Лосось сомнений (сборник) - стр. 16

В пабе, для двух сотен людей, Пол Маккартни исполнил несколько песен, которые, как мне кажется, он никогда раньше не исполнял на публике. Назову хотя бы пару из них. Это были «Here, There and Everywhere» и «Blackbird». О Господи, я ведь и сам когда-то исполнял «Blackbird» в пабах! В свое время я провел несколько недель подряд, разучивая ее на гитаре, вместо того чтобы готовиться к экзамену на аттестат зрелости. Теперь же мне показалось, что меня глючит.

Было еще два момента полного моего изумления. Один из них – последний номер, исполненный на бис. Это было абсолютно безупречное, совершенно громоподобное исполнение – хотите верьте, хотите нет, – песни «Sgt. Peppers Lonely Hearts Club Band». (Не забывайте о том, что все это происходило в пабе!) Второе – величайшая рок-н-ролльная песня всех времен и народов «Can’t Buy Me Love», которую я впервые в жизни услышал, прижимаясь ухом к динамику дешевенького проигрывателя в одной из комнат моей школы.

Есть такая игра, когда ее участникам задают вопросы, – например: «В какую эпоху вам хотелось бы жить и почему?» В Италии эпохи Возрождения? В моцартовской Вене? Шекспировской Англии? Лично мне очень хотелось бы жить там и тогда, где и когда жил и творил Бах. Однако мне всегда чертовски трудно играть в эту игру, потому что жить в любой период истории, кроме нашего, означает жизнь без «Битлз», а я готов совершенно искренне заверить вас в том, что жить без них я просто не могу. Моцарт, Шекспир и Бах всегда были и остаются с нами, но я вырос вместе с «битлами» и не уверен, что кроме них что-то еще могло так сильно повлиять на меня.

А Полу Маккартни завтра исполняется пятьдесят. С днем рождения, Пол! Эту дату я помню всегда.

Газета «Санди таймс»,

17 июня 1992 г.

Я проучился в Брентвудской школе полных двенадцать лет. В общем и целом, эти годы можно назвать неплохим времечком, полным своих взлетов и падений. Они были в меру счастливыми, в разумных пределах бесшабашными, чуть более азартными, чем лично мне тогда нравилось, и отмечены наличием хороших (а временами и крайне эксцентричных) преподавателей.

Лишь гораздо позже мне стало ясно, какую основательную подготовку я получил в Брентвуде, – особенно по английскому языку и физике. (Как это ни странно!) Тем не менее лично для меня весь мой двенадцатилетний опыт пребывания в школьных стенах омрачается воспоминанием об одном жутком, оставившем в моей душе незаживающие раны, эпизоде. Я имею в виду эпизод с Брюками. Позвольте пояснить подробнее.

Всю мою жизнь я был до безобразия длинным. Чтобы вам получить истинное представление о моем росте, скажу следующее. Когда мы отправлялись на школьные экскурсии по Интересным и Историческим местам, наш классный руководитель не говорил «Встречаемся у часовой башни» или «Встречаемся у памятника героям войны», а «Встречаемся возле Адамса».

Я был не только столь же хорошо различим на горизонте, как и все прочие достопримечательности, но и легко мог быть перемещен в любую точку пространства. Когда на уроках физики нас просили продемонстрировать действие закона Галилея – два тела с разной массой падают на землю с одинаковой скоростью, – именно меня просили уронить на пол мячик для крикета и горошину, потому что это было гораздо быстрее, нежели подняться к окну верхнего этажа школы.