Лось в облаке - стр. 31
– Приеду, – буркнул Вадим.
– Что-о?! – громыхнул Березин. – Что ты там лопочешь?
– Я снова сюда приеду! – сверкая глазами на отца, как волчонок, заносчиво выкрикнул Вадим, хотя внутри у него все рвалось.
Отец никогда не наказывал его физически, за всю жизнь пальцем не тронул. Вадим не мог понять, отчего, откуда этот страх?
Он побежал и спрятал лицо на груди у деда.
– Эк ты развоевался, Петр, – рассердился дед, – затюркал совсем мальчонку! Чай не в кабинете у себя сидишь да холуев своих распекаешь. Должность твоя глаза тебе застит. Это ведь сын твой родной. Восстановишь против себя, потом трещину не заделаешь. Так что мозгами-то своими начальственными пораскинь.
Петра Ефимыча, давно испорченного властью и вседозволенностью, отнюдь нельзя было назвать глупым человеком. Совсем наоборот: он был умен, изворотлив, дипломатичен и услужлив с вышестоящими. В сущности, именно его конформизм и пренебрежение требованиями морали позволили ему занять нынешнее высокое положение. Благодаря подобной гибкости своей натуры, он и теперь сумел вовремя перестроиться и сменить гневный тон на задушевный, отеческий, каким говорил с Вадимом лишь в исключительных случаях.
– Ладно, сынок, будем считать, что мы с тобой оба погорячились, – произнес он в самом бархатном своем регистре, – иди ко мне, поговорим спокойно. Мама рассказывала, ты тут с хорошим парнем сдружился. Это правда?
«Не мытьем, так катаньем, – думал он в это время. – Чтобы я мальчишку не обломал?»
Вадим высунул голову из-под дедовой подмышки.
– Ага, правда, – отозвался он, пока еще с недоверием глядя на отца.
– Ты не хочешь меня с ним познакомить?
– Зачем тебе? – непочтительно осведомился не в меру осмелевший отпрыск.
– Для меня важно знать, с кем дружит мой сын. Если ты выбрал действительно достойного друга, я могу это только приветствовать, и в следующий твой приезд к бабушке мы с мамой не будем беспокоиться.
– Он придет меня провожать, тогда и познакомлю, – ворчливо отозвался сын и пошел собирать вещи.
Березин с тестем вышли на крыльцо. Петр Ефимыч закурил.
– Ну что, отец, как вы тут живете-можете? Пенсии хватает?
– Хватает помаленьку. У меня ветеранская, еще Дусина; опять же огород какое-никакое подспорье.
– Я там матери денег оставил. До зимы дотянете, потом еще пришлю.
– Благодарствуем. Ты бы зимой к нам внука снова прислал. Помощничек хоть куда! И радость нам, старикам. Ты о нем не беспокойся. Саня за ним лучше всяких мамок и нянек ходит.
Березин курил, щурясь от сигаретного дыма.
– Что ж это за Саня такой? Сын мне сроду не перечил, и вдруг – на тебе!
– Мужиком, значит, будет. Ты в толк взять не хочешь, что возраст у него самый нежный, к нему сейчас подход нужен, а не распорядок дня.
Березин посмотрел на него и улыбнулся.
– Переезжали бы вы, батя, к нам в Ленинград. Квартиру вам предоставим отдельную, где-нибудь от нас поблизости. Лариса за родителей будет спокойна, с Вадимом будете видеться хоть каждый день, да и жить в городе несравнимо легче. Мать вон ведра уже с трудом таскает, на огороде спину гнет, еще год-два, а дальше что?
Николай Лукич окинул взглядом светлый горизонт, серебрящуюся реку и в розовой дымке лес вдалеке.
– Дальше-то? Известно – что. Я и так зажился на белом свете сверх всякой меры. А все на Свирь родимую не налюбуюсь. Может, потому и живу так долго, что она силы мне дает. Здесь я родился, здесь жил, на Ладоге воевал, здесь и помру; что мне отмерено было, все сполна получил. Какую жизнь мне еще искать? А за заботу спасибо.