Лорд и леди Шервуда. Том 4 - стр. 3
– Куда ты? – недовольно спросил сквозь сон Робин, пытаясь притянуть ее обратно к себе.
– Пора вставать! – ответила Марианна, склонившись над ним и поцеловав его в уголок рта. – Солнце уже поднялось.
– И пусть его! – проворчал Робин, не открывая глаз. – Мы только уснули, а с дороги можно поспать и дольше обычного!
– Так ведь это ты с дороги, милый! – улыбнулась Марианна и, поцеловав его еще раз, поднялась с постели.
Одеваясь, она спросила о пожеланиях Робина относительно завтрака и услышала в ответ, что ему решительно все равно, что подадут на стол, лишь бы утренняя трапеза прошла в обществе Марианны и Гвендолен. Посетив купальню и уложив косы, Марианна прошла в покои дочери, которую пыталась извлечь из постели молоденькая нянька, но Гвендолен молча брыкалась и с головой укутывалась в одеяло.
– Да будет вам, леди Гвен! Ведь уже утро, пора вставать! – стягивая с девочки одеяло, ласково урезонивала ее девушка.
Гвендолен в ответ лишь капризно морщила нос и пыталась оттолкнуть нежные, но настойчивые руки няньки. Отстранив девушку, Марианна села на край постели и принялась одевать дочь. Узнав руки матери, Гвендолен, не открывая глаз, потянулась к Марианне и обняла ее за шею.
– Матушка! – прошептала она с сонной улыбкой, которая в точности повторяла улыбку Робина.
В конце мая наследнице и единственной дочери графа Хантингтона должно было исполниться семь лет. Гвендолен родилась днем, предшествующим дню рождения самого Робина, и тот, взяв в первый раз дочь на руки, шутливо сказал Марианне, что она не оставила мысли делать ему именно такие подарки ко дню рождения. Гвендолен была светловолосая, как Марианна, но глаза у нее были отцовские – большие, бездонно синие, как вечернее небо, и так же, как у Робина, светлели, если Гвендолен была чем-то недовольна.
Отправив дочь умываться под приглядом няньки, Марианна сходила на кухню отдать обычные указания на день, выдала поварам запасы из кладовой и распорядилась накрыть в покоях Робина завтрак для него, себя и Гвендолен. Когда она пришла в графские комнаты, Робин уже был там, полностью одетый, и его волосы еще оставались влажными после купальни. Прибежала Гвендолен и, бросившись отцу на шею, принялась целовать его, приговаривая, за какой из подарков следует очередной поцелуй.
– А этот тебе только за то, что ты наконец вернулся домой! – довольно закончила она и звонко чмокнула Робина в щеку.
– Угомонись, моя лисичка! – рассмеялся Робин и усадил дочь за стол. – Ты уже решила, как назовешь своего пони?
Гвендолен важно кивнула:
– Я буду звать его Крэддок.
– Крэддок? Любимый! – перевел Робин с валлийского языка имя, которое дочь придумала для пони. – Он так успел тебе понравиться, Гвен?
– Нет! Его так зовут, отец, – ответила Гвендолен, – он сам мне об этом сказал.
Робин обменялся взглядом с Марианной, и та едва заметно пожала плечами. Может быть, слова Гвендолен были просто детской игрой, в которой она одушевляла все вокруг себя. А может, девочка уже не только обладала способностями, дарованными смешением крови двух Посвященных семейств, но и начала пользоваться этими способностями.
– Отец! – отвлек их требовательный голосок Гвендолен. – Ты до сих пор не показал мне подарок, который привез матушке!
– Она его тоже еще не видела! – рассмеялся Робин.