Ломка - стр. 24

– Санька!.. Вернулся! – кинулась на шею сыну Анна Андреевна.

– Привет, мама, – сухо ответил Саня, стесняясь нахлынувших на него чувств.

Александр Мирошниченко вернулся из армии. Он приходился Андрею двоюродным братом. Дружба завязалась у них давно, еще с детских лет. Они делились друг с другом своими проблемами, вместе мечтали о будущем. Если случалось напакостить, каждый стремился взять вину на себя и выгородить другого. Дрались тоже всегда плечом к плечу. Потом дороги разошлись на время: Андрей – в институт, Санька – в армию.

– А где батя? – спросил Санька.

– В рейс ушел, но сегодня должен вернуться. Совсем отца дорога изматывать стала. Годы уже не те. Здоровье ни шатко, ни валко.

– А Андрейка где? – тут же задал вопрос Санька.

– Андрейка-то? У бабы в деревне твой Андрейка. Зачастил он к ней последнее время. То пушкой нельзя загнать было, теперь не выгонишь, – ответила Анна Андреевна, любуясь сыном.

– Братец в своем репертуаре, но что-то здесь не то. Деревня не его стихия. Я его натуру знаю.

Поговорив немного с матерью, Санька поехал в Кайбалы. От города они не далеко – всего 12 километров. Он сошёл c автобуса и медленно побрел в деревню. Любимые с детства запахи набивались в нос; радостно шныряли по сторонам глаза, радуясь до боли знакомым местам. Два года минуло с тех пор, как всей деревней гуляли на его проводинах. Несмотря на то, что жил в городе, учась сначала в школе, а потом в институте, Санька с пятницы до понедельника неизменно околачивался в Кайбалах. Здесь его знали все, да и он всех знал. Он был упертым, своевольным, но бесхитростным; с деревенскими парнями и девчонками сошелся быстро и стал своим в доску. Санька всегда знал, где какие слова с губ скинуть, чтобы никого не обидеть и не унизиться самому. Чтобы жить спокойно, без насмешек и наездов в свой адрес, он несколько раз получал хорошую трепку от самых ярых деревенских забияк, зато те, кто послабже, потом задирать его опасались, да и забияки вскоре отстали. Но на этом Санька не остановился. Чтобы окончательно вырасти в глазах деревенских, он с некоторыми неблагонадежными кайбальцами пару-тройку раз сходил на гиблые дела и приобрел (на всякий случай) еще и репутацию отмороженного.

– Два года пролетело, а здесь все по-прежнему. Вон и ребята возле клуба тусуются, будто и впрямь не уезжал, – подумал Санька, увидев впереди фигуры людей.

– Санчо, ты что ль? – первым увидел вынырнувшего из темноты Митька.

– Я! Кому ж еще быть? – откликнулся Санька и крепко пожал приятелю руку.

– Мы тут такие дела вытворяем – вся округа ходуном ходит! – хвастливо заметил Митька. – Популярные мы стали – страсть. А кстати, брательник твой тут. По малой нужде отошел.

Андрей вышел из-за клуба, а Санька тем временем спрятался за спины девушек, которые сидели на бетонном крыльце клуба и ждали продолжения истории, которую рассказывал городской.

– Итак, на чем я закончил?

– На Сергии каком-то, – сказала Лера Левченко, полненькая девушка с заправленными за уши русыми волосами. – Только ты, пожалуйста, попонятнее говори, без всяких там научных словечек и вообще.

– Хорошо… На Сергии, значит… Жил во времена Дмитрия Донского такой старец – Преподобный Сергий Радонежский… Когда Дмитрий Донской пришел к нему за благословением на битву, Сергий сказал напутственное слово, перекрестил заочно все русское воинство и отправил с московским князем двух монахов: Пересвета и Ослябю. На Куликовском поле русская рать одержала победу. – Спасский задумался, надо было украсить историю. – А еще в стародавние времена была такая традиция. Два самых сильных воина перед боем выезжали вперед войска и мерились силами. Сошлись, значит, инок наш Пересвет и монгольский богатырь Челубей в смертельной схватке. Удар при столкновении воинов сильный был, и оба они на землю замертво упали. А татаро-монгольское иго над Русью сто лет после этой битвы еще тяготело, но первая победа стала толчком для дальнейшей борьбы с захватчиками. Вот такая история. Завтра я расскажу о правлении Ивана Грозного.