Ломка - стр. 16
– Скука неимоверная, – наконец сказал Митька, зевнув. – Предлагаю совершить татаро-монгольский набег на сад Наглого. Вишня там мясистая и сочная – страсть! Если хочешь, новенький, можешь пойти с нами. За забор пускать тебя еще рано, а на палеве можешь запросто постоять.
– Я остаюсь здесь, – серьезно сказал Андрей.
Антон Кретонов посмотрел на присутствующих и, пренебрежительным кивком головы указывая на Спасского, сказал:
– Парняга измену схавал. Пускай остается и девчонок развлекает, а мы им вишню пойдем добывать.
– Я остаюсь, так как считаю воровство гнусным занятием, и вам ходить не советую.
– Ты что-то больно умный. Не зарывайся, парень, а то когда-нибудь схлопочешь – не от нас, так от других. У Наглого этой вишни – море. Если немного возьмем – от него не убудет. Не бойсь – не обанкротится, – сказал Сага.
– Да, Андрюха, – ты здесь без году неделя, а уже волю свою навязываешь, – сгладил ситуацию Митька.
Парни ушли, оставив Спасского наедине с девчонками. Ему стало как-то не по себе, и он тупо уставился в землю, расковыривая носками туфель жирные комки под ногами. А девчонки, шушукаясь между собой, без стеснения разглядывали смущавшегося парня, звонко смеялись, заставляя Андрея непрестанно краснеть.
К девушкам Спасский всегда питал глубокое уважение, граничащее со слепым восторгом; оно основывалось на том, что природой им было предопределено становиться любящими женами, – надежным тылом своих мужей, – матерями, хранительницами семейного очага, а эти «очаровательные создания», сидевшие сейчас в непосредственной близости, никак не соответствовали тому чистому образу идеальной женщины, который он себе представлял. Прежде он никогда не слышал столько откровенных намеков по поводу своей персоны. Деревенские девушки, жадно оценивающие его сейчас, были совсем не похожи на представительниц прекрасного пола, с которыми он сталкивался в стенах университета и которых обидеть можно было даже рассеянным равнодушием. Они, бесспорно, хотели сейчас добиться его внимания, но делали это, как казалось Андрею, неуклюже, вызывая неприязнь.
Андрей уже собрался уходить, когда разом подкатили разочарованные в неудавшейся попытке ночного грабежа парни.
– Вот черт старый!.. Караулит владения, стрижет поляну гад, – протараторил Сага, пытаясь отдышаться после учащенного бега. – И на старуху бывает проруха. Вы уж нас, девчата, извините.
– А у меня прокола не будет. Я принесу вам эту чертову ягоду, – слетели слова с губ Андрея, не дав еще оформиться мысли.
– Не понял. Мы не смогли, а ты сможешь? – спросил раскрасневшийся от вынужденного бега Белов.
– Смогу.
– Тогда пробуй, – подбодрил Данилин Олег, добродушный спокойный парень, пока, впрочем, водка не попадала ему в глотку – тут уж пиши пропало.
– Но у меня есть условие. Только в этом случае я буду рисковать собственной шкурой. А условие такое: никто из вас воровать больше не пойдет. Согласны?
– Эй, ты че нам усло…
– Согласны. Даем тебе честное слово, что больше туда ни ногой, – перебил кого-то Митька. Перекресток Качинского переулка и Ленинского Комсомола. Надеюсь, найдешь.
– Иди, иди. Наглый – зверь… Хотелось бы поглазеть, как он зарядит тебе из своей берданки… в мягкую область… Хотя нет – у парня же пушка, он перестрелку со стариком устроит, – понеслось вслед.