Ломаный сентаво. Побег через Атлантику - стр. 24
– Твоё мнение, Отто, я знаю. А как поделились в отсеках?
– Да практически поровну. Боцман рвётся в бой, как верблюд на водопой, а Блюмке заявил, что готов вплавь добираться к берегу хоть сейчас, только дайте разрешение.
– Понятно, – задумчиво склонил голову Зимон. – Прости, Тадао, мне очень жаль, – взглянул он виновато на японца. – Бауэр, всех по местам – будем всплывать. И поищи какую-нибудь синюю тряпку. Флаг Кригсмарине снять не дам, но что-нибудь повесь на трос антенны, чтобы видели издалека.
– Что повесить? – не понял первый помощник.
– Да хоть свои подштанники. Мне всё равно.
– А как быть с дракой? – напомнил инженер.
– Забудь. Сейчас я бы сам с удовольствием дал волю кулакам. Да только те рожи далеко.
Захрипев продуваемыми цистернами, U-396 медленно всплывала, обнажая серые бока в свете туманного утра. Редкая для Северного моря тихая гладь воды – словно всплыли в деревенском пруду – забурлила потревоженными водорослями, масляными пятнами и разбегающимися в стороны пузырями.
«Паршивый день для последнего плавания, – подумал Зимон, первым выбравшись из рубки на мостик. – Нас видно за десятки миль! Как по заказу – для сдачи в плен».
Для подводников нет ничего хуже, чем подобная безупречная гладь. След от перископа и шноркеля остаётся долго и заметен с любого проходящего парохода. А уж о самолётах и говорить нечего. В такие дни самолёты могут заметить тёмную тушу лодки в солнечных лучах, проникающих сквозь прозрачную воду на глубину до двадцати метров.
«Паршивый день, паршивая погода!» – сплюнул он, обведя биноклем горизонт.
Горизонт был чист, небо играло бездонной синевой, рассвет вступал в свои права, обещая тёплый солнечный день.
– Всех свободных наверх! – выкрикнул в люк Зимон.
Спустившись на палубу, он вышагивал вдоль закреплённого по-походному орудия и искоса поглядывал на строившийся в две шеренги экипаж. Бауэр уже натянул на трос полотнище, сделанное на скорую руку из мешка, в котором прежде у кока хранились крупы. Сигнальный флаг получился скорее грязно-фиолетовый, чем синий, но Зимона такая неточность волновала меньше всего. Он вдруг поймал себя на мысли, что не может смотреть своим матросам в глаза. Они осторожно обходят его, перешёптываются, не веря в происходящее, переглядываются, а он, их командир, делает вид, что ничего не случилось. С трудом заставив себя взглянуть на обращённые к нему лица, Зимон прокашлялся и начал:
– Я уже зачитал вам приказ Главнокомандующего гросс-адмирала Дёница! Думайте о приказе, что хотите, но моя обязанность – его выполнить. А пока ещё я ваш командир, то и вы обязаны выполнять мои приказы. Я не знаю, что нас ждёт. И никто не знает, потому что никто из нас в плену не был. Скорее всего, те из вас, кто рассчитывают скоро попасть домой, жестоко ошибаются. Возможно, мучиться в лагерях придётся годы. А может так случиться, что кто-то и не дождётся. Всю войну больше всего англичане боялись нас, подводников, а потому будьте готовы, что их страх, как часто бывает, перерастёт в ненависть. Однако наш новый фюрер Дёниц решил всё за нас. Сейчас, согласно его приказу, радист Мюллер выйдет в эфир и открытым текстом даст наше местоположение. Ближайшие корабли противника выйдут к нам навстречу. В свою очередь, мы обязаны двигаться в надводном положении с включёнными огнями и построенным на палубе экипажем. Затем выполнять все команды этих долбаных англичан! – неожиданно не сдержался Зимон и, застонав, стукнул кулаком по лафету орудия. – Сейчас даю всем пять минут спуститься в лодку, забрать документы, дорогие сердцу вещи, и снова на палубу.