Лоханка - стр. 26

Немного не такая складывалась война, не то, к чему готовились. И именно в этих условиях крупняк, установленный на «бранзулетке», – а именно так окрестили нашу лоханку – оказался очень сильным аргументом. Кобланды парой-тройкой очередей образумливал любителей сверхдальней стрельбы. Он давал мне команду остановиться, а потом спокойно делал своё дело. Почему спокойно? Во-первых, потому, что прятался за пулемётным щитком. Во-вторых, турель пулемёта сдвигалась по кольцу вокруг люка – мы его сделали из обода тележного колеса, уравновесив массу оружия деревянной стенкой за спиной стрелка. Заодно и боковые щиты приладили, тоже деревянные. Ну и вообще, дополнили «бронирование» кабины, обшив её изнутри досками.

Из каждой поездки привозили пробоины, которые я латал всё той же слабенькой сваркой – на заделку пулевого отверстия мощности моего самопального аппарата только-только хватало.

– Ай, Иван! Как я могу быть командир? Ты старше, машину знаешь, водишь лучше! – втолковывает мне товарищ в присутствии нашего старшины. Мы едем привычной дорогой к месту погрузки втроём – начальник полкового обоза уже достаточно оправился от раны, чтобы занять место в кабине вездехода и лично проконтролировать ход дел на маршруте. Я плавно наискосок въезжаю в реку и включаю водомёты, подруливая их тягой так, чтобы выбраться на пологое чуть топкое место, укрытое со стороны берега плотным кустарником, в котором нами уже промята дорога.

– Понимаешь, Кобланды, – отвечаю, – я хороший механик, но в бою мне нельзя без командира. Моё внимание сосредоточено на работе мотора и том, где пройдут гусеницы. Смотреть вокруг, высматривая опасность, некогда. А ты всё видишь и подсказываешь, как правильно повернуться, откуда подъехать и когда пора отступить. Я тебя слушаю – и у нас всё получается.

Почему возник этот разговор? Из-за старшины. Пока мы ездили вдвоём – никаких проблем не было. Я управлял машиной, мой товарищ вел наблюдение и подсказывал. Сыгранность возникла сама собой и не требовала отношений начальник-подчинённый. Но вот в кабине оказался командир и сразу «не понял», кто тут главный. Поэтому первым делом попытался возложить на меня и всю полноту ответственности и бремя ведения с ним дорожной беседы.

Ага-ага. Это притом, что обзор у меня мизерный, потому что приникать глазами к оставленной в деревянной «броне» щели и работать рычагами очень сложно. Зато смотреть по сторонам прекрасно получается у другого члена экипажа – он и руководит мною, вращая свою импровизированную пулемётную башню и разглядывая всё вокруг относительно беспрепятственно. Если думаете, что нам мешает шум в «салоне», так не очень. Мотор впереди за перегородкой, а гусеницы прикрыты щитками. Внутри кабина «отделана» деревом – так что переговариваться можно, хотя и далеко не шёпотом.

Старшина наш – дядька с понятием. Он уже всё сообразил. Единственное, что его смущает – то, что товарищ мой не вполне крепок в русском. Вернее, всё понимает, но говорит с погрешностями.

Собственно, добрались мы без приключений, всего-то разок и клюнула пуля по металлу корпуса, но, думаю, не пробила. Научился уже определять такие вещи по звуку. Ну а потом на петлицах Кобланды появились треугольнички – знаки различия помощника командира отделения. Мне кажется – это правильно. Парень хоть и юнец совсем – с четырнадцатого года, – но башка у него варит. С машиной, кстати, отлично освоился. Она работает без склонений и спряжений, поэтому я ему всё очень толково объяснил и научил как следует. Иногда мы в дороге меняемся местами – он вполне прилично стал водить, а мне и передохнуть иной раз не вредно, любуясь окрестностями из-за пулемётного щитка.