Лизетта ищет мужа - стр. 20
Что же касается статуса, то уж меньше всего я боялась звания любовницы. Подумаешь, женой не сделает (хотя сам «муж» утверждал как раз обратное). Влюбившись, я могу спокойно и любовницей побыть. Другое дело, что чувств у меня не было. Вообще. Ни к кому. Потому и собиралась я воевать против брака по расчету.
В общем, разговор с домовым принес определенную пищу для размышлений. Но при этом я пересилила себя и закончила все-таки те розовые сопли, которые здесь по непонятной причине назывались любовным романом.
Еще раз убедившись, что примерной женой мне не стать, я только вздохнула. Про себя, конечно. Нет, ну вот почему меня не закинули в мир матриархата, с покорными мужиками, готовыми ублажать своих жен? Или такового в природе не существует?!
Стук в дверь прервал мои мысли.
– Рисса, – в проеме показалась Аннушка, – обед скоро. Переодеваться будете?
А то у меня есть выбор. Буду, конечно. Подозрительная родня не поймет, если я не пожелаю вылезать из своей спальни. Подумают, что побег замышляю. Еще охрану пришлют, вообще передвижение ограничат, чтобы до свадьбы не сбежала. Буду под конвоем по лестнице ходить и на званые вечера ездить.
Так что да, пришлось переодеваться. В нежно-желтое платье. Цвет, конечно, мне не шел. Я смотрелась в этом наряде бледной молью, этакой болезненной девой, которую давно пора показать всем врачам в округе. Зато новое, еще ни разу не надетое. Что есть плюс, угу. В этом мире так уж точно.
В домашних тапках на босу ногу, с гулькой на голове, не накрашенная, я неохотно спустилась к обеду. И конечно же, мой протест заметили.
– Лизетта, – нахмурилась мать, – почему ты вырядилась как пугало?!
Ну, допустим, пугала так дорого не одеваются. Да и вообще, зачем наряжаться и краситься, когда за столом только члены семьи? Кого я тут совращать-то буду?!
Я так и ответила, усаживаясь за стол и тщательно поддерживая образ простушки.
– Матушка, так не для кого. У сестер есть мужья, у тебя – батюшка. А я-то одна. Не нужно ни для кого наряжаться.
Секундное замешательство. И хохот. Куда ж без него. Ну и взгляды снисходительные. Мол, ах, Лизетта, тебе же уже восемнадцать. Что же ты такую чушь несешь, как будто только что из яслей выбралась.
– Не будешь наряжаться, не перед кем красоваться будет, – наставительно заметила Алиса, старшенькая.
– Так мы ж дома, – пожала я плечами. – Вот выйдем куда-то – наряжусь. А так… Только силы тратить.
Родственники многозначительно переглянулись и уже поставили мне диагноз. Впрочем, пусть их, мне не до них, я тут собиралась живот набить. А то непонятно, когда в следующий раз придется нормально поесть.
Вот потому-то и уминала я с особым рвением и суп, и дичь, и салат, и тушеные грибы, и кусок сладкого пирога, запивая все это компотом. Куда это влезло, не знаю. Но после обеда я почувствовала себя шариком на ножках. Удовлетворенно вздыхающим шариком, надо заметить.
– А ведь ей еще танцевать, – задумчиво проговорила мать, обращаясь к отцу.
– До танцев еще время есть, – ответил он. – Успеет переварить.
– Танцевать? – удивилась я. – Там же званый вечер будет, нет? А на нем не танцуют.
Еще одно многозначительное переглядывание. Да, знаю, дурында Лизетта ничего не понимает в этой жизни. Все-то ей надо разжевать. Причем долго, с особым тщанием. Но уж расскажите, пожалуйста, кто и зачем танцует на званых вечерах в этом мире. Я хоть пойму, что именно вы все для меня приготовили.