Лиза мне в паспорт - стр. 34

— Ну а что такого?! Ты прям как Лизка рассуждаешь, честное слово! Люди встречаются, живут, расходятся, это нормально!

— Только не говори, что собираешься ее кинуть! — басит отец на такой громкости, что у меня закладывает уши.

Это уже совсем ни в какие ворота. Говорю с нажимом:

— Даже если бы и кинул, тебе-то что?

В конце-то концов, это моя личная жизнь! Разве нет?

Но видно, отец решительно со мной не согласен. Тут же мрачнеет еще больше, похоронным голосом отвечает:

— Не по-мужски, сынок!

— Обалдеть, — с шумом хлопаю тыльной стороной руки о ладонь, — ты будешь мне указывать, с кем встречаться?!

Грозно на него смотрю, жду, пока проснется совесть, но та, видимо, напилась снотворного, ибо поднимать голову даже не думает.

— Мне надоели эти разговоры! — чеканит отец. — Ты взрослый человек, Влад! Пора научиться отвечать за поступки… Учти, не назначу замом, пока не образумишься!

Мой рот сам собой открывается и закрыться уже не в силах. Интересуюсь внезапно охрипшим голосом:

— То есть мне, пока не женат, должность не светит, правильно понимаю?

Отец берет и кивает, имеет же наглость!

«Ну всё, с меня хватит!»

— Нормальная мотивация! — кисло усмехаюсь. — Банановый тебе, ясно?

Тут уже у бати отвисает челюсть.

— Ты как с отцом разговариваешь! — начинает он краснеть. — Влад, ты переходишь все границы…

«Во дает…»

Еле сдерживаюсь, чтобы чем-нибудь не запустить в его продолжающую краснеть физиономию. Упираю руки в бока и продолжаю резким тоном:

— Значит, твои границы я соблюдать должен, а мои в пень?!

В это время открывается дверь в кабинет. Готовлюсь послать отцовского секретаря туда, куда Макар телят не гонял, и еле успеваю прикусить язык, поскольку в кабинет входит не Анжела, а мама.

Она смотрит то на меня, то на батю и, недолго думая, начинает причитать:

— Витечка, родной мой, ты чего такой красный… У тебя же сердце!

— Ага! Сердце у него, а еще почки и печень! Мам, выйди, мы разговариваем! Чего ты вообще приехала?

— Нет, вы не разговариваете, вы орете!

С этим не поспоришь, но как не орать, когда у бати кукушку срывает на ровном месте. Тут и святой вспомнит, что умеет повышать голос.

Пока соображаю, как лучше себя повести, отец вводит мамулю в курс дела, и она в два счета становится такой же красной, как он сам. Смотрит так, словно я Лизу прирезал и в лесочке закопал. Балдею от такой сплоченности и выдаю единственный имеющий значение аргумент:

— Она, между прочим, в курсе, что я на ней не собираюсь жениться!

— К-как в курсе? — заикается мама.

— А вот так! Я с ней об этом говорил! Не так давно…

— Бедная девочка… — охает мама, а потом хищно продолжает: — Я тебя не таким воспитывала! Да как ты можешь…

У меня глаза на лоб лезут от ее выводов. Пытаюсь объяснить ситуацию:

— А она, между прочим, не возражает! Как вам такое? Не ожидали?!

Оба родителя, наконец, замолкают. Смотрят на меня, часто-часто моргая.

— Как это не возражает? — тихо начинает мамуля. — Быть того не может, чтобы она не хотела… Не верю…

— Пойдите и спросите! — пожимаю плечами. — Возможно, после этого у вас крыши на место встанут? Достали, ядрен багет!

У мамы от моей фразы аж морщинка на лбу появляется, а я знаю, сколько всякой дряни она себе в лоб колет во избежание таких вот казусов.

— Вот пойдем и спросим! Поехали, Вить! — сверкает она глазами.