#ЛитФак. Лучшие тексты первого сезона - стр. 9
Думаю, мы с Арсением были оба по-своему правы. Сожалею о том, что Николай I смотрел на подданных суровым оловянным взглядом, а не по-отцовски тепло, как на нас, институток. Возможно, тогда бы вся страна любила его по-детски отчаянно, а не только те, кто лично был им обласкан.
Дарина Стрельченко. «Чай, кофе, вино»
– Руку круглее, Алекс. Как будто держишь яблоко. Вот так…
Учиться надо долго и вдумчиво – она всегда говорила это детям. Только с годами, только через слёзы и отвращение, через стёртые пальцы и часы за инструментом появляются мысль и любовь – разве что ученик не гений. Сашка был не гений. Но он был фантастически упёртый, амбициозный звездолов, и Клара Игоревна часто вздыхала в учительской:
– Был бы помладше, взяла б на Чайковского.
– Так сейчас бери, – не без зависти советовали коллеги.
– Мало времени, – морщилась Клара. – Не успеть подготовиться.
К зиме об этих разговорах прознал сам Саша.
– Клара Игоревна, давайте поедем на Чайковского в будущем году. Я смогу!
– Туда тренируются годами, Алекс. Ты без году неделя знаком с инструментом!
Саша мрачнел, умолкал, приставал снова, но Клара была достаточно мудра, чтобы не поддаваться рыжекудрому обаянию. А в остальном всё шло отлично: они одолели элегию Металлиди и «Ариэтту» Скултэ, Санёк освоил вибрато, и звук стал удивительно живым. Однако к концу второго года жадная учёба всё же дала перегиб: стала болеть шея, пальцы стёрлись о струны, в сборнике попался неподдающийся «Танец» Бабаджаняна, и Сашка пошёл вразнос: начал прогуливать, отказывался заниматься дома.
Как-то вечером Кларе позвонила его мать – огненно-рыжая женщина с печальными глазами, – сказала, что им придётся выкупить школьный инструмент: Александр исчиркал деку чёрным маркером. Клара даже растерялась, но мать была растеряна ещё сильней: к концу разговора она почти плакала, умоляя повлиять, что-то сделать…
Клара попыталась: провела долгий разговор, после которого Саша не появлялся всю четвёртую четверть. Явился только на последний урок – угрюмый, злой, с гигантским букетом. Следом за ним шла мать.
– Клара Игоревна, мы решили, что больше не будем заниматься скрипкой, – уныло произнесла она. – Но мы вам очень благодарны, Саша говорит, вы чудесный педагог…
Ученик не глядя опустил на стол красные маргаритки в фольге. Потом всё-таки поднял глаза, зыркнул исподлобья.
– Оставьте нас на минуту, – вдруг попросила Клара. Дождалась, пока мать выйдет, и, понизив голос, сказала: – Слушай, Сашка. В ноябре конкурс Чайковского. Будем участвовать.
И он кивнул, и даже не сказал ни слова – как будто, так и надо.
…У них не было ни идиллии, ни тихих вечеров за инструментом. Были крики и ссоры, такие, что прибегала директор. Саша швырял ноты, Клара хлопала дверью, выставляя его вон, но он упорно возвращался на следующий день – с наломанной сиренью, с дешёвыми шоколадками, с маргаритками или с пустыми руками и глазами в пол.
– Давайте дальше, Кларигоревна.
И они продолжали, и летнее время до её отпуска пролетело незаметно. А через три недели они встретились снова – он выросший и загорелый, она тихая и опустошённая поездкой в родной городок.
– Клара Игоревна… Что-то случилось?
– Сначала собираешь, выигрываешь, копишь… – вздохнула она. – А когда вроде бы всё есть, даже понять не успеваешь, как начинаешь терять…