Лишний - стр. 2

– Иди ко мне, Алёшенька… – снова зашепчет голос женщины без лица. – Иди…

– Прыгай! – прервал её голос другой, жёсткий, злой, раздражённый голос.

Лёшка с трудом отлепил трясущиеся пальцы от разрывающейся от боли головы и увидел перед собой девчонку. Она нервно оглядывалась назад, вверх, на женщину без лица, что медленно спускалась к ним, к Алексею. Девчонка схватила Лёшку за плечи, руки её оказались горячими, обжигающими, живыми. Она встряхнула его так, что, казалось, голова Алексея сейчас отлетит, и резко указав рукой на разбитое окно, выкрикнула:

– Прыгай!

– Нет, – еле выдавил Лёшка, замотав головой, – Это ещё хуже. Я не прыгну. Нет.

Он вдруг почувствовал невероятный прилив сил, отшвырнул девчонку к окну и помчался вниз, перескочи дыру в полу. Ступени продолжали крошиться под ногами, рушиться, утягивая за собой вниз, в темноту. Краска со стен продолжала осыпаться, падая вокруг, как хлопья красного снега. Лёша всё бежал, а за ним следом распространялись и трещины на перилах, и сворачивание краски. Воздух становился всё тяжелее, а конца лестницы всё не было.

– Иди ко мне, Алёшенька… – настаивал голос, откуда-то сверху.

Лёшка на секунду остановился, прижавшись к фанере очередного окна, чтобы перевести дыхание. Но не успел. Чьи-то ледяные пальцы вонзились в его плечо, заставив истошно закричать. Казалось, тысячи ледяных игл одновременно вонзились в его тело со всех сторон, раздирая на части, проникая внутрь, пробираясь к сердцу. Лёшкин крик мгновенно оборвался. Он застыл, словно мгновенно замерз, вытянув руку к окну. Там утро. Там солнце встаёт. Там жизнь. Кто-то больно вдавливал ему в плечо пальцы, выкручивая сустав, разрывая мышцы не только руки, но и шеи. Ещё секунда и Лёшка уже не мог дышать, не получалось. Получалось издавать булькающие, обрывающиеся звуки, отдалённо напоминающие стон. Больно. Очень больно в груди. Чего они все от него хотят.

– Алёшенька, – зашептал голос на ухо Алексею, а ледяное дыхание сковало мышцы лица. – Иди ко мне, мальчик мой.

Лёшка чувствовал, как мгновенно замерзает, как корка льда стремительно расползается по его лицу и губам, по перекошенной от боли шеи, спускается к плечам, замораживает кисти рук, грудь, живот, пробирается внутрь, заставляя вздрагивать от боли. Хочется кричать, но он больше не может: губы не разлепляются. Ресницы покрылись инеем. И только чёрная ткань перед глазами, и не разглядеть своего убийцу. Ледяные пальцы сильнее вонзились в плечо Лёшки, тот издал сдавленный хрип – что-то сейчас раздавит его изнутри. Казалось, внутри всё начинает само разрушаться, вырываться из его тела наружу, набухает. Он видел, как под пальцами незнакомки в чёрном на его плече возникли черные тонкие трещины. Трещины на его теле, как та краска на стенах, а его кожа сейчас так же свернётся и рассыплется прахом. Лёшка пытался пошевелиться, но не мог, он промёрз до последней клеточки своего тела. Его уже почти нет. Только сердце всё бьётся. И боль рвёт его тело на части. Лёшу знобило, левая рука уже полностью покрылась трещинками. Он всё хрипел и хрипел, пытаясь пошевелиться. Напряжение внутри всё нарастало, а выхода ему больше не было. И что-то тёплое сочилось из носа по обледеневшим лицу и губам, попадая в рот. Привкус железа. Кровь. Красные капли летели на пол, замерзая на лету. Но он живой. Он ещё живой.