Лишнее золото. Без права на выбор - стр. 19

– Да.

– Что-нибудь нашли?

– Да. – Умар сделал небольшую паузу.

– Что именно?

– Я полагаю, что вам лучше самому это увидеть.

– Хорошо, показывай…

Они прошли в дом, где в одной из комнат на полу лежало несколько кожаных мешков. Рядом с ними – трое боевиков. Повинуясь жесту Умара, они вышли на улицу.

– Вот…

Асхад опустился на корточки, дернул кожаные шнурки, которыми была завязана горловина одного из мешков, и запустил туда руку. Спустя несколько секунд он гортанно ругался, перемешивая чеченские слова с русскими:

– Я так и знал! И эта орденская свинья тоже знает! Но вот откуда…

– Орден всегда все знает, – пожал плечами Умар. – Все или почти все.

– Вот уж нет, – оскалился Асхад, – если бы они все знали, то нам не пришлось бы искать иголку в стоге сена. Ладно, проблемы с Орденом будем решать потом. Сколько здесь?

– Больше двадцати килограммов, – сухо ответил его собеседник. – Основная часть – это золотой песок. Крупный. В одном из мешком сложены самородки. Мелкие, но их много.

– Значит, все-таки есть прииск… Сколько сейчас стоит один грамм золота?

– В банке Ордена? Десять экю, если не считать комиссионный сбор.

– То есть в этих мешках – около ста пятидесяти тысяч?

– Именно так, Асхад.

5 год по летоисчислению Нового мира

Ангар № 39, Порто-Франко

Четырехместный жилой вагончик пропах табачным дымом, оружейным маслом и кофе. К этим ароматам примешивался еще один. Его безошибочно узнает любой мужчина, который отдал часть своей жизни военной службе. Запах армейской формы. Привычный и неистребимый. Как выразился по этому поводу Карим: «А что вас удивляет, господа? Это обычный «коктейль» для мужского жилья, если в нем нет женщин». Пожалуй, он прав – дамы в нашем доме не появлялись. К нашим мимолетным подружкам мы выбирались сами, посвящая этому редкие свободные вечера.

Наш временный дом? Ничего особенного. Две двухъярусные койки, расположенные в крохотных кубриках по краям вагончика. Маленькая душевая, совмещенная с туалетом, и небольшая кухня, служившая и гостиной и кабинетом. У входных дверей – стойка для оружия. Два «калашникова» и одна М16А2, принадлежащая Пратту. Есть еще оружейный шкаф, где хранятся все остальное вооружение и амуниция.

У каждого из нас за плечами долгая кочевая жизнь. Еще там, в Старом Свете, мы привыкли к временному жилью. К казармам, палаткам, съемным квартирам. Привыкли к минимальному количеству вещей. Отсутствию тепла и уюта. Наверное, именно поэтому мы так ценим маленькие житейские радости вроде горячего завтрака или вкусного ужина.

Кстати, об ужине. Обещанного плова не получилось. Повару не просто по лицу съездили, а повредили челюсть. Наш «главный по кастрюлям» отлеживается у себя в вагончике, мычит что-то нечленораздельное, а мы второй день подряд пробавляемся консервированной говядиной и набегами в окрестные харчевни.

Вот и сейчас на нашем столе – пустые консервные банки. В одну из них кто-то бросил ложку, и она торчит оттуда, как флаг над крепостью. Несколько толсто нарезанных ломтей хлеба с вишневым мармеладом и кружки с кофе – вот и весь ужин.

Эндрю, закусив зубочистку, как всегда, возится с железками. Чистит пистолет и тихо напевает старую ковбойскую песню про парня, который отправился в долгий путь через прерию. Напротив него – Карим. Вальяжно развалился на хлипком стуле и не отрывается от толстой книжки, купленной в соседней лавке. Так увлекся, что забывает стряхнуть пепел с сигареты, и тот падает ему на футболку.