Лишь тень - стр. 15
И тут я увидел Учителя, который поджидал подле одной из этих огромных дверей. Верно, он уже успел переговорить кое с кем из Совета, и теперь была моя очередь выслушать последние наставления в свой адрес.
– Я не разочаровался в тебе. Знать, что тебя ожидает пару минут спустя и, при этом, спокойно и достойно ждать поданного тебе сигнала, – это чрезвычайно важная вещь, как для тебя самого, так и для той вселенской миссии, которую ты олицетворяешь. Тебе больше не нужны мои недостойные нотации, сынок, отныне ты абсолютно свободен в своих поступках, ибо их значимость требует от своего носителя совершенной, истинной независимости, каковую может дать человеку лишь он сам.
Я, помню, кинулся возражать что, дескать, не могу представить себя без мудрого ока Учителя, но он лишь тихонько посмеялся над этим и, ссутулясь больше обычного, побрёл в раздумье прочь.
Странно, я вдруг подумал, что после того мне довелось видеть старика лишь два раза (последний раз не считается, те мёртвые стеклянные глаза ни имели ничего общего с моим Учителем), и оба из них оказались для меня чрезвычайными. Если не по сути, то по важности. Это даёт мне повод подозревать, что отнюдь не все подводные течения, что бушевали вокруг моей персоны в то время, мне удалось позже вычислить. Память – хорошая штука, но только не в том случае, когда она осталась единственным, что продлевает твоё существование на ещё один долгий мрачный день. Хотя… я привык уже.
Створки, самые тяжеловесные из всех, что мне приходилось встречать, начали приоткрываться под моим пристальным взором. Мне действительно тогда было очень плохо, странное чувство утраты, настолько тяжелой и непоправимой, что и не понять его, не пересилить, которое словно поселилось во мне в последние дни, теперь бушевало вовсю. Если только болото может бушевать. Было ощущение, что меня предали, причём предали совершенно беззастенчиво и подло.
Тем не менее, я шагнул вперёд. Так ныряют в ледяную воду.
Зал Совета, открывшийся моему взору, представлял собой скорее не зал в обычном моём понимании, а пугающих размеров крытую полукруглую анфиладу, где каждая из комнаток-капсул, расположенных ярус над ярусом и открытых в сторону геометрического центра помещения, глядела на тебя исподлобья умными и требовательными глазами. Эти спирали огней, таящихся в полумраке, безмолвные и словно бы неживые, возносящиеся на сотни метров вверх, и я, маленький, подавленный. Совершенно не готовый к такому приёму. Беспомощно, как мне казалось, пялящийся на будто бы висящие в воздухе ажурные конструкции, переплетающиеся с полуокружностями дорожек-транспортёров, на которые словно были нанизаны «приёмные» Советников. Всем известно, что Совет постоянно меняет состав, что любой Советник может занять то место в Совете, которое посчитает нужным. Теперь я видел всё это в действии, в конктретике реализации того, что смогло быть воплощённым в живую архитектуру этого места. Совет был, да и должен был оставаться – живым организмом, выделяющим из себя в большой мир всё то лучшее, носителями чего были люди, его составляющие. Невозможно представить, насколько гармоничной должна быть жизнь тех, кто проводит здесь большую часть своего времени, чтобы достойно конкурировать с необычной грацией и ажурной мощью Зала Совета.