Лирика гранатового мачо - стр. 10
Константин не любил ездить в электричке по одной причине: торговля и пение, то и другое сопровождалось изнуренными голосами, уши затыкать бесполезно. Это такое наказание, что электрички кажутся сущим адом для людей с хорошим слухом. В сети, наконец, появилось сообщение, что торговлю запретят. А пение? Один поет, а за ним еще люди стоят. Им всем надо дать.
Вновь электричка. Повороты судьбы людей, дорог, речей. Жизнь набирает обороты. А ты, мой друг, сегодня чей? Снега, дома, движенье в окнах сквозь запотевшее стекло, и говор твой, и чьи-то догмы, и много слов уж утекло.
Стекло зачем-то отпотело, и лужи тающих снегов, кому до чувств-то наших дело и до вязанья веков? Все очевидно, даже просто: флюиды брошенной любви давным-давно вошли в наросты былых терзаний на крови.
Любви, крови, снега, метели. Обилие капель на окне. Мы чувства разумом одели и не сожгли их на огне.
А, если человек каждый день вынужден ездить на электричке? Кошмар на электричке постоянный и изнурительный для пассажиров. Уснуть и то невозможно, разбудят и в ухо споют или продекламируют рекламу на мизерную продукцию, которую постоянный пассажир не купит. Константин любил качественные товары, он покупал их в магазинах, вот и ездил иногда в столицу по привычке.
Но мелкая продажа так его изводила, что он готов был покупать на ближайшем рынке, лишь бы не слышать соловьиное пение под баян, гармошку и гитару. Константин заметил Таю, он видел ее боковым зрение, но делал вид, что не видит. С Таей Константин хорошо знаком, конечно, он ее узнал. Они ехали в электричке, изображая чужих друг другу людей.
Константин не водил машину, поскольку все деньги всю жизнь переводил в добротные вещи для себя любимого. Качество для мужчин редкое, но обсуждению оно не поддавалось. Кому чего, он любил Столицу, она с каждым годом становилось добротней со всех сторон. Этого было то, что ему было нужно всегда. Добротность отделки домов, качество асфальта, хорошая отделка салонов поездов в метро и автобусов.
Магазины становились похожими на дворцы, все вместе его притягивало постоянно. Он ехал в Столицу с удовольствием, кроме электричек, кроме этой мелкой продажи, у него зубы свело, когда стали продавать мороженое хриплым голосом.
Летом он ездил на поезде к морю, и в поездах продавали мороженое, но такого низкого качества, что вспоминать и то неприятно. Может быть, в городах, которые он проезжал, и было мороженое хорошим, но в поездах это было не мороженое. Константин всегда зарекался, что не купит мороженое, но покупал, а потом думал, куда его выкинуть, как и те дыни, которые случайно покупал, их протягивали в вагон в пакетах. Покупка не глядя.
Тая мельком посмотрела в сторону Константина, который сидел в электричке впереди нее, но мысли поговорить с ним у нее не возникло. Они хорошо друг к другу относились, они полностью друг другу доверяли, они спорили по политическим вопросам до самозабвения и с большим удовольствием. Они пили одни напитки, могли и крепкие напитки выпить с чувством, и продолжить свой спор.
Если долго бегать по дорожкам, можно растрясти весь антураж. Если никому не ставить рожки, можно не уйти совсем в тираж. Если вам за тридцать – не рожала, значит, пустоцвет опять в цене. Только б ваша лошадь не заржала на семейной, тихой целине.