Линкольн в бардо - стр. 19
преподобный эверли томас
Все хранили молчание.
роджер бевинс iii
Мужчина продолжал баюкать своего ребенка.
преподобный эверли томас
А его ребенок в это же время тихо стоял, притулившись к нему.
ханс воллман
Потом джентльмен начал говорить.
роджер бевинс iii
Парнишка привычным движением обхватил отца рукой за шею, как, вероятно, делал не раз, и прижался к нему, его голова коснулась головы отца, он хотел лучше слышать, что тот шептал в шею…
ханс воллман
Отчаяние мальчика стало невыносимым, и он начал…
роджер бевинс iii
Мальчик начал входить в себя.
ханс воллман
Так сказать.
роджер бевинс iii
Мальчик начал входить в себя, и вскоре вошел в себя полностью, а человек при этом зарыдал с новой силой, словно еще острее смог осознать изменившееся состояние того, кого держал на руках.
преподобный эверли томас
Это было слишком, слишком личное, семейное дело, и я удалился, вышел в одиночестве.
ханс воллман
Как и я.
роджер бевинс iii
Я, остолбенев, медлил там, читая молитвы одну за другой.
преподобный эверли томас
XXI
Папа прямо в ухо червяка сказал:
Мы так любили друг друга, дорогой Уилли, но теперь по причинам, которые нам не дано понять, наша связь разорвана. Но она никогда не будет разорвана – пока я жив, ты всегда будешь со мной, дитя.
Потом он всхлипнул
Плачущий папа Такое было тяжело видеть И как бы я ни ласкал, ни целовал, ни утешал его, это не
Ты был радостью, сказал он. Пожалуйста, помни об этом. Помни, что ты был радостью. Для нас. Каждую минуту в любое время года ты был… ты хорошо постарался. Хорошо постарался, чтобы быть для нас счастьем.
И говорил все это червю! Как бы мне хотелось, чтобы он сказал это мне Почувствовать его взгляд на себе И тогда я подумал, ну, ладно, я все равно заставлю его увидеть меня И я вошел… Это оказалось совсем нетрудно Скажем, ощущение было, что так оно и должно Словно я был частью
Там, сжатый так крепко, я был частью и в папе
И точно знал, что он
Чувствовал как лежат его длинные ноги Что такое иметь бороду Ощущать вкус кофе во рту и, хотя и не думал об этом точно такими словами, знал: мне пошло на пользу то, что я прижал его к себе. Пошло. Плохо ли это? Нечестиво ли? Нет, нет, он мой, он наш, а потому я, вероятно, в этом кто-то вроде бога; в том, что касается его, я могу решать, что для него лучше всего. И я верю, что это пошло мне на пользу. Я помню его. Опять. Кем он был. Я уже немного забыл. Но вот: его точные пропорции, его костюм, все еще хранящий его запах, его волосы между моими пальцами, его тельце, знакомое с тех времен, когда он засыпал в гостиной, а я уносил его в…
Это мне пошло на пользу.
Я верю, что пошло.
Это тайна. Немного тайной слабости, которая поддерживает меня; поддерживая меня она увеличивает вероятность того, что я буду исполнять свой долг в других областях; это приближает к концу период слабости; это не вредит никому; поэтому в этом нет ничего плохого, и я унесу отсюда мою решимость: я могу возвращаться так часто, как мне нравится, никому не говорить, принимать любую помощь, которую это может мне дать, пока это не перестанет мне помогать.