«Линия Сталина». Неприступный бастион - стр. 33
– С детства мечтала, что муж мой будет героем Гражданской войны, седым, с орденами, мне все девочки завидовать будут. Позавчера вас первый раз в Старой Руссе увидела на станции, подумала, какой молодой генерал, а уже с орденами. Стыдно для военврача, пусть из запаса, не углядела медаль, думала, награды за Испанию или за зимнюю войну с белофиннами. А вы краснознаменец за Гражданскую? И товарища Ленина видели? А за что вас орденом наградили, за какой подвиг?
Гловацкий оторопел, глядя на ее загоревшиеся глаза: «Вот дела, да она еще дитя дитем в ее годы. Или люди здесь просто более непосредственные, с их-то воспитанием и преклонением перед вождями?»
– Владимира Ильича видел в девятнадцатом году на параде Всеобуча, я в ротной коробке шел. А товарища Сталина на выпуске из академии, – память Гловацкого не подводила. – Орден Красного Знамени получил в двадцать шестом, в Монголии, это их знак. А наш только через двенадцать лет, за Хасан, а «звездочку» чуть раньше.
– А что вы там делали? В Монголии? А у озера Хасан?
Не женщина, девчонка сидела напротив него с горящими глазенками. И дрожащим пальчиком тронула орден на груди. Он прижал ее ладошку к сердцу, та напряглась, но тут же покорилась, расслабилась. И он решился – взял ее теплую ладонь и прикоснулся к ней губами.
– Что вы делаете, Николай Михайлович, это буржуазные предрассудки. – Она вырвала руку, сверкнула глазенками и тихо добавила: – Не поступайте так, хотя мне очень приятно, честное-пречестное слово.
– У меня для вас подарок, Софья Михайловна. – Гловацкий обрадовался искренне, она назвала его по имени-отчеству. И стала совсем-совсем иной, еще больше притягательной.
– Сегодня в штабе только для вас нашел, на окружных складах завтра интенданты положенное женщинам обмундирование выдадут. А это ваше… тебе от чистого сердца подарок, сам подворотничок пришил и петлицы. И гимнастерку немного ушил.
– Мне? Ты сам…
Она растерянно смотрела на пододвинутые к ней хромовые сапожки, юбку, гимнастерку, берет и сверток женского белья, пусть допотопного, но, несомненно, женского, а не мужского.
– Да, Сонечка, можешь переодеться, а то на это безобразие, что на тебе, смотреть тошно…
– Да оно меня саму коробит! Ой. Какое оно все хорошенькое, и трусики даже есть…
Такой непосредственности Гловацкий не ожидал – она снова рывком сдернула с себя гимнастерку вместе с нательной рубашкой, вцепилась в белье, сбрасывая с себя штаны с сапогами и тут взглянула на него, поймав вытаращенные на нее глаза.
– Ой, – только и произнесла девушка, прикрывая свое обнаженное тело гимнастеркой, а Гловацкий поспешно отвернулся. Его немножко заколотило, все же испытание для психики мужика большое. И тут к спине прижалось ее горячее тело, а шею обвили две руки, нежные и теплые.
– Ты действительно любишь меня, Коля?
– Да, – коротко произнес он и поцеловал ладошку. Его сразу повернули крепкие ручки, он задохнулся от зрелища ее прекрасного, налитого силой тела, но вот голос произнес строго:
– Руки целуют чужим, а я вся твоя… Хочу любить тебя по-настоящему, милый, родной мой, ведь война…
Софья хрипло задышала, с закрытыми глазами потянулась к его губам. Гловацкий прикоснулся к ним, с удивлением отметил, что они сжаты, хотя ее руки гладили его плечи, как в прошлый раз, довольно энергично. Вот только целоваться девушка совершенно не умела и задрожала в кольце его рук.