Лиловые орхидеи - стр. 27
– О боже, Гэвин! Ты перевелся на кинопроизводство?
Ее глаза сияют от восторга. Одно только это выражение на ее лице стоит того, чтобы немного вернуться назад и пройти несколько дурацких курсов. Бэйлор выглядит так, словно она мной гордится. Словно я и правда могу быть кем-то, а не жить в тени амбициозной политической карьеры своего отца. У моей мамы было такое же выражение лица, когда я ей все рассказал.
– Ну, точное название степени, которую я получу, – «Бакалавр искусств в сфере кинематографии», но в целом да, кинопроизводство, – говорю я, подражая ее веселью.
Она наклоняется и обнимает меня.
– Это прекрасно, Гэвин! Ты, наверное, так рад!
Я был рад сменить специальность. Теперь я рад, что у нее нашлась причина для того, чтобы меня обнять. Я с радостью прижимаю Бэйлор к себе, размышляя, как долго можно ее обнимать, чтобы это не показалось неуместным и не спугнуло ее. Интересно, думает ли она о том же? Кажется, она тоже не очень спешит от меня отстраниться. Я вдыхаю фруктовый аромат ее волос, по которому тосковал с того самого дня, когда впервые его почувствовал, – а может, и задолго до этого. Все мое тело гудит от электричества, а я наслаждаюсь тем, как хорошо мы друг другу подходим. Она гораздо ниже меня. Ростом Бэйлор не выше ста шестидесяти сантиметров, но то, как ее макушка идеально лежит у меня под подбородком, и то, как мои руки обхватывают ее тело, закрывая его со всех сторон, кажется просто… правильным.
Наконец мы размыкаем объятия – слишком долгие для дружеских, но недостаточно долгие, чтобы иметь какое-то другое значение. Я смотрю на нее, и я готов поклясться, что ее глаза приняли изумрудный оттенок – такой же, как у футболки, которая сейчас на мне. Она совсем близко. Она всегда должна быть так близко. Ее глаза всегда должны отражать цвет моей одежды. Это что-то вроде моей личной метки. Я осознаю, что пристально смотрю на нее и что она краснеет.
– Ты очень высокий, – говорит она, пытаясь сбросить чрезмерное сексуальное напряжение между нами.
– Может, это просто ты низенькая, – парирую я.
– Нет. – Она качает головой: – Я идеального размера, Макбрайд.
«Это точно. Идеального для меня», – думаю я.
Я провожаю ее на следующую лекцию. Мне даже не нужно спрашивать, в какой она аудитории.
А она не спрашивает, откуда мне это известно.
– Что ты сделал?! – Карен почти кричит на меня, когда я объясняю, почему не явился на занятие по правительственной деятельности, на которое мы должны были ходить вместе.
– Ты слышала, – говорю я. – Я перевелся на другую специальность. Политология мне никогда не нравилась. В кои-то веки я буду делать то, что хочу, а не то, чего от меня ждут.
– Твой отец будет в бешенстве, – говорит она с неодобрением.
Она прищуривает глаза:
– Гэвин Макбрайд, это как-то связано со «Штучкой Два»?
– Нет… то есть да… Не знаю, Карен. Наверное, отчасти связано. Но не так, как ты думаешь. Она учится не на кинопроизводстве, так что я делаю это не для того, чтобы залезть к ней под юбку.
Ну то есть не только для этого.
– И перестань уже называть ее «Штучкой Два», у нее вообще-то есть имя. Ее зовут Бэйлор.
– Бэйлор? – фыркает Карен. – Что это вообще за имя такое? Ее родители – одержимые футболом психопаты?
Меня вообще-то впечатляет, что Карен провела параллель между именем Бэйлор и футболом, но учитывая, что мы выросли в часе езды от университета, в честь которого ее назвали, это понятно.