Лиллехейм. Кровь семьи - стр. 4
Хромым волком был Аслак Лауритсен.
Когда в Лиллехейме началась заварушка с волками и детьми, он лежал в городской больнице. Аслак работал с деревом. Собственно, это и стало причиной, по которой он пропустил все ужасы. Угловая шлифмашина разрубила ему сухожилия на левой стопе, и Аслаку, превратившемуся в волка прямо в больничной палате, ничего не оставалось, кроме как подъедать крошки за остальными.
Хромой волк упрямо скакал за стаей. Кто-то тащил в пасти одежду Ульфгрима.
Самого Аслака не задевало такое положение вещей. Сейчас он плелся в конце, но в начале был первым – в полной мере перекусил теми барыгами. Жрал так, что челюсти заболели. Побрезговал человечиной только Ульфгрим. Но черный волк был вожаком, а значит, мог позволить себе воротить нос, играя в съедобное и несъедобное.
Аслак на ходу слизывал кровь с морды и сладко жмурился. Он так увлекся поиском кровавых сгустков, что не заметил, как выскочил на полянку. Таких полянок – пруд пруди к северу от Альты. Чистые, выстланные холодной травой, они приглашали покататься в прохладе, унося в шерсти медовые ароматы леса и ночи. Правда, сейчас полянка едва ли годилась для этого нехитрого удовольствия.
Под навесом из ветвей замерла тень.
Мужчина.
Он привалился к стволу сосны и улыбался.
– Привет, киса. Так обожрался, что бежал куда глаза глядят?
Аслак зарычал, лениво размышляя, не притвориться ли ему обычным волком. Подумал, что едва ли сойдет за такового. Волки их стаи крупные. Куда крупнее обычных. В следующую секунду Аслак ощутил нешуточный страх. Незнакомец не только не испугался, но и не пах.
Точнее, не пах как человек.
В Лиллехейме всё было иначе. Тогда волки мало что понимали и больше походили на пешек королевской армии, коим промыла мозги сама королева. С появлением Ульфгрима всё изменилось. Волкам позволялось помнить, что не только луна определяет их жизнь, но и солнце. Теперь они не забывали, что были и оставались людьми по другую сторону превращения.
Незнакомец вышел на середину поляны.
Это был блондин с тяжелой улыбкой борца и прической заспанного пастуха. В остальном же он напоминал торговца подержанными авто. Пиджачок с заплатками на локтях, вылинявшие джинсы, сбитые ботинки, через плечо – холщовая крепкая сумка. На руке – золотой перстень, как у императорского отпрыска.
– У вас есть что-то вроде свода законов, киса, – сказал блондин. – Вам не запрещено охотиться на людей в полнолуние, а отморозков можно грызть в любой день недели. Лишь бы всё происходило вне города. Стало быть, сейчас я – потенциальная жертва, да?
Аслак опешил, не зная, как поступить. Полная луна ожидалась только к следующему четвергу. А значит, незнакомец сообщал о том, что он – мерзавец, которому самое место в волчьих желудках. Но зачем?
Когда он сделал пару шагов к кустам, блондин рассмеялся.
– Ладно-ладно, понимаю. Ты сыт. Но сыт ли ты настолько, чтобы позабыть сладкий вкус крови?
Блондин вытянул руку и продемонстрировал раскрытую ладонь.
В ложбинке из линий и мозолей дрожала капля крови.
Против воли Аслак принюхался. Жалкая капелька пахла так, словно где-то от яств ломились пиршественные столы, за которыми восседали боги. Пасть Аслака наполнилась слюной. Всё человеческое убралось подальше. Глотка породила ворчание. Теперь на полянке кружил кровожадный хромой волк, примериваясь к глупому человеку.