Лицо в зеркале - стр. 24

Данни отчаянно хотел быть с Ханной, но потерял ее. Этан не просто хотел Ханну, он ее боготворил, завоевал ее сердце, женился на ней.

Двенадцать лет он и Данни не разговаривали, до той ночи, когда Ханна умерла в этой самой больнице.

Оставив ошметки песни Шерил Кроу в лифте, Этан зашагал по широкому и ярко освещенному коридору с бетонными, выкрашенными в белый цвет стенами. Место эрзац-музыки заняло негромкое гудение флуоресцентных ламп под потолком.

Двойные двери с квадратными окнами открылись в приемную теплицы. За обшарпанным столом сидел сорокалетний мужчина с изрытым шрамами от угрей лицом, в зеленом хирургическом костюме. Табличка на столе указывала, что зовут мужчину Вин Толедано. Он оторвался от романа с трупом на обложке.

Этан спросил, как у него дела, и служитель теплицы ответил, что он жив, а следовательно, все у него хорошо.

– Чуть меньше часа тому назад к вам доставили Дункана Уистлера с седьмого этажа, – продолжил Этан.

– Положил его на холод, – подтвердил Толедано. – Не могу передать в морг. Коронер хочет заполучить его первым, потому что это убийство.

Посетителям предлагался только один стул. Оформление документов, связанное с передачей холодных трупов, обычно проводилось быстро, наличия удобной приемной со старыми журналами не требовалось.

– Я не из морга, – ответил Этан. – Я – друг усопшего. К сожалению, меня не было, когда он умер.

– Извините, но тело я вам сейчас показать не могу.

– Да, знаю, – Этан сел на посетительский стул.

Чтобы адвокаты защиты не могли оспорить результаты вскрытия в суде, прокуратура выпустила соответствующую инструкцию, согласно которой к трупу, затребованному судебно-медицинским экспертом, посторонние не допускались.

– Родственников, чтобы идентифицировать покойного, не осталось, а я – исполнитель завещания, – объяснил Этан. – Так что все равно потребуюсь им для установления личности. И мне хотелось бы сделать это здесь, а не в городском морге.

Толедано отложил книгу в сторону.

– Парня, с которым я вырос, в прошлом году выбросили из автомобиля на скорости девяносто миль. Это тяжело, терять друга молодым.

Этан не собирался изображать скорбь, но приглашение к разговору принял, стремясь хоть как-то отвлечься от мыслей о Рольфе Райнерде.

– Долгое время мы не были близки. Двенадцать лет вообще не разговаривали, за последние пять – только три раза.

– Но он назначил вас душеприказчиком?

– Вот именно. Я об этом узнал, когда Данни уже два дня лежал здесь, в палате интенсивной терапии. Мне позвонил его адвокат, сказал, что я – исполнитель завещания, а также могу вести все его дела и решать вопросы, касающиеся лечения, пока он жив, но недееспособен.

– Должно быть, вас по-прежнему связывало что-то особое.

Этан покачал головой:

– Ничего.

– Что-то связывало, – настаивал Толедано. – Корни детской дружбы уходят очень глубоко. Вы не видитесь долгие годы, потом встречаетесь, и этих лет словно и не бывало.

– У нас такого не было, – но Этан понимал, что особенного связывало его и Данни: Ханна и их любовь к ней. Чтобы сменить тему, спросил: – Как вышло, что вашего друга выбросили из автомобиля?

– Он был отличным парнем, но зачастую думал маленькой головкой, а не большой.

– В этом он не исключение.

– Он сидит в баре, видит трех крошек, без мужчин, перебирается к ним. Они все ластятся к нему, говорят: поедем к нам, он воображает себя Бредом Питтом, раз они втроем хотят его одного.