Личный интерес - стр. 25

— Ну, по крайней мере, он существовал. В отличие от вашего.

Савелий смеется. Коротко, низко, тоже весело.

Взгляд с меня так и не сводит. Я расписываюсь в журнале, но краем глаза-то вижу. О своей стажерке он позабыл напрочь, словно та не мнется за его спиной.

Деревенский выскочка.

Подпись выходит кривоватой.

Маша наконец вручает мне карточку. Я беру бумаги и отхожу к дальнему столу, чтобы сосредоточиться.

Исхаков вспоминает о Яне, дает ей пару распоряжений, и она проносится к лестнице, не забыв вежливо проститься со мной и Машей. Едва за ней закрывается дверь, Савелий снова подходит ко мне.

— Знаете, — говорит он вкрадчиво, — иногда я думаю, что вы — самая опасная женщина в этом здании.

— Зачем вы вообще обо мне думаете? — интересуюсь я у него совершенно ровно.

— Выпейте со мной кофе, Александра Дмитриевна, — просит Исхаков. И добавляет чуть тише, с оттенком почти человеческой слабости: — Умоляю.

12. Глава 9.2

Мои глаза округляются. Маши не видно — отошла.

Я здесь совсем одна, зажатая в угол двухметровым дьяволом.

Он уточняет:

— Всего одну чашку.

В груди взрывается паника, и меня накрывает волной необъяснимого жара. Тут же выпаливаю:

— Ни за что.

Это не просто «нет».

Это НЕТ.

Или даже: НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ.

Или даже: «Я лучше умру».

Категоричное. Резкое. Основательное «нет».

Словно звонкая пощечина по всему отполированному эго Исхакова.

На мгновение повисает тишина.

Маша медленно вздыхает где-то там вдали, а потом принтер начинает громко печатать.
Воздух становится гуще.

Савелий кладет свои бумаги на стол рядом с моими и бесцельно их листает.

Упертый гаденыш. Вы посмотрите только. Любой другой бы оскорбился и уже отвалил.

— Ладно, — говорит он. — Удачи вам с архивом.

Сдался? Я этого и добивалась, но победе почему-то не радуюсь. Какая непредсказуемая я дамочка.

— И вам удачи с делом, Савелий Андреевич. Постарайтесь не обольстить архивистку. Она замужем.

— Это никогда не было препятствием.

Что?!

Будто невзначай, но с точным прицелом Исхаков произносит:

— Кстати... — И замолкает.

Я вынужденно поднимаю взгляд. Мы смотрим друг на друга.

Принтер старательно печатает.

Маша снова вздыхает.

Савелий медлит. А у меня тело начинает гореть. Шея, грудь, руки. Он, как будто почувствовав это, скользит взглядом сверху вниз, до моей талии. Кофточку разглядывает? Плавно возвращается к подбородку. Чуть приоткрывает рот.

Я делаю то же самое.

Кожу очень сильно покалывает.

Надо было надеть водолазку.

Да боже мой, говори быстрее!

Я не могу так надолго задерживать дыхание, а ты стоишь слишком близко. И по-прежнему потрясающе пахнешь. Просто до слез волнующе. И я всей своей женской сущностью против воли и разума тебе симпатизирую.

Какой он высокий, боже ты мой! Разве такие высокие мужики бывают вне баскетбольных площадок? Руки большие, пальцы длинные. Кто его пустил на юридический факультет? Почему его не забрал под крыло какой-нибудь ушлый тренер?

— В пятницу я, кажется, немного… переиграл, Александра Дмитриевна.

Вновь возникает пауза.

Зачем он так странно произносит букву Р в моем имени?

Медленно вдыхаю, и его запах заполняет легкие.

Савелий слегка хмурится и продолжает:

— Не знаете, случайно, дошло ли до Гаянэ Юрьевны какое-то... альтернативное толкование нашей беседы?

Уголок моих губ дергается.

Перевожу на русский: Исхаков спрашивает, сказала ли я судье, что он намекал на взятку. Причем спрашивает так, будто между нами не этика, а один вопрос: сдала или нет.