Лицей 2018. Второй выпуск - стр. 19

Однажды, отправившись с Борькой на прогулку вдоль берега, он наткнулся на мужчину, который с первого взгляда показался знакомым. Кузьма присмотрелся, но, хоть и имел хорошую память на лица, не смог его вспомнить. Борька тоже заинтересовался незнакомцем и весело побежал его обнюхивать. Мужичок был маленький, с по-мальчишечьи узкими плечами, однако было заметно, что мускулатура у него хорошо развита и, несмотря на обросшее, потертое лицо, выглядел он нестарым и еще крепким.

– Ох ты ж старый пердунишка, – сказал Кузьма, оттаскивая пса, – уже бы тебе на покой пора, а ты все скачешь как лось.

– Добрый пес, – заметил мужичок.

– Да уж. Хороший, главное, верный.

– Это точно. Верность – главное, – признал незнакомец и повернулся к морю. Оно билось об острые камни, но сильно не доставало до того валуна, на котором он восседал.

– Смотри не засидись – смоет вечером, – посоветовал Кузьма.

– Да, я знаю.

– Знаешь? А сам откуда? Что-то я не видал тебя раньше.

– С Джанхота.

– Ого, – Кузьма уважительно присвистнул. – Далече. Куришь? Однако забрался ты.

Закурили.

– Не думал. Сел и поехал, – сказал мужичок.

– На чем?

– Да вон, – он, не оборачиваясь, махнул рукой в сторону, и Кузьма увидел под кустами велосипед.

– A-а. Серьезно. Сорок кэмэ промотал?

Незнакомец усмехнулся и повернулся к Кузьме, чтобы осмотреть его с головы до ног.

– С какого батальона? – спросил он, превращая усмешку в улыбку.

– “Смерч”, а сам?

– В одесской милиции работал. С добровольцами оказался, когда началось. Не приписанный ни к кому.

– А что в Джанхоте забыл? – удивился Кузьма.

– Сам как думаешь? – снова отвернувшись к морю, отозвался мужичок. – Ранили. Теперь голова всегда болит. Списан по негодности, уехал к сестре… она там, с мужем.

– Понятно. Кузьма.

– Павел.

Они пожали друг другу руки. Снова говорило лишь море, мужчины некоторое время нащупывали тему.

– А ты чего со “Смерча” уехал? Твои там вроде были в почете.

– У кого?

– У всех. Народ особо не грабили, воевали, вокзал брали… Слышал, у вас такой командир был, что всех в узде держал, даже когда другие беспределили.

– Был-был. Царствие ему небесное. Пока не сплыл, – Кузьма сплюнул. Он не хотел вспоминать. – Всех этот чертов вокзал забрал. – Кузьма выбросил одну сигарету и тут же закурил следующую. – Почти всех, – добавил он.

– Да, мясорубка там была.

– А то. Мы первые пришли. Но взяли же. Не с первого раза, но взяли. А потом удержали…

– Сколько вас вышло?

– Мало.

Кузьма открыл было рот, чтобы сказать еще, но толпа людей, погибших в упорных боях, то утихавших, то разгоравшихся, встала перед его глазами, и он подавился черным комком обиды.

– Думаешь об этом?

– Нет.

– Не о них. О том, почему сам не…

– Может, и думаю, не знаю.

– Все думают, – уверенно сказал Павел. Помолчав, добавил: – Хороший пес. У нас тоже был в участке пес. Меня больше всех любил. Жаль, не смог забрать с собой.

– А что с ним?

– Да хрен его знает. Писем не пишет.

Теперь Кузьма понял: мужичок показался ему знакомым, потому что у всех прошедших эту войну был общий отпечаток стыда, разочарования и гнева. Особенно гнева – на огромный безмолвный народ, который они пошли защищать на передовую.

– Выпьем? – предложил Кузьма.

– Пошли, – согласился Павел.

Они отправились в дом Кузьмы, закрылись в одной из комнат, которая уже несколько лет была никому не нужна, и принялись пить и разговаривать. Так пролетело дня три. Петрович иногда стучал и проверял, живы ли, но всякий раз находил хозяина и гостя угрюмыми, раздраженными и напряженно продолжающими напиваться. Либо спящими.