Либерия - стр. 39
– Не похож ты, что-то, ни на богомольца, ни на книжника. Рожа у тебя больно скоромная, да и плечики эвон какие. С такими плечами не книжки читать, а топором махать. Сдается мне, врешь ты, паря!
– И верно, какой из меня книжник? – усмехнулся Алексей, но, увидев злой блеск в глазах стрельца, подавился смешком.
Мысли заметались в поисках подходящей версии и, как это бывало раньше на экзамене, его осенило. Он в упор взглянул на рыжего и твердо сказал:
– Я не книжник, а воин, но Бог иной раз нам пути указывает, о которых мы сами и не думали. На моей родине – в Сербии – хозяйничают турки, мается, стонет народ под басурманским игом. Православные церкви в запустении стоят, а книги церковные турецкие янычары пожгли, порубили. Как служить-то без книг? Вот и оскудевает вера христианская. Подумали, поразмышляли наши старейшины, да и собрали в Московию малое посольство от всего народа православного, чтобы, значит, здесь книг церковных прикупить. Не великое посольство: два монаха-книжника, да три человека для охраны и почета.
Только дорогой все, кроме меня, сгинули – кого турки посекли, кого лихие люди прибили. А вот учитель мой, что дорогой меня грамоте да святому писанию учил, совсем немного до Москвы не доехал – захворал и помер. – Алексей всхлипнул, сдернул с головы шапку и перекрестился. – Вот с того я и запил, да, видно, не один день пил, с горя-то. А потом опомнился – ни обоза купеческого, ни коня. Хорошо, что одежду не пропил, да и деньги, что на книги всем миром собирали, сберег. Видно, не совсем разум отшибло. Опомнился, я значит, кваском похмелился и решил дело, на которое люди нас послали, исполнить. Чтобы, значит, соратники мои и учитель не зря головы сложили. Или ты бы по-иному поступил?
Алексей вызывающе посмотрел на стрельца. Тот почесал в затылке и хмыкнул.
– Вот оно как! Стало быть, за книжками к нам идешь? – Чувствовалось, что стрелец никак не может решить, верить или не верить чужаку. Если уж врет, то больно складно.
– Да ладно тебе, дядька Сидор! Не видишь, за делом человек на Москву пришел? Ради веры православной такой путь проделал, а ты у него душу расспросами изымаешь, – возмутился самый молодой из стрельцов, еще совсем мальчишка, только усы пробиваться начали.
– И верно, Сидор, чего уж там, пусть идет, куда надобно, – добавил седой.
– Это верно… – протянул рыжий. – Только куда надобно-то? По делу-то бы, в Посольский приказ его проводить, а там пущай сами разбираются. Да только уж вечереет, поди, и нет никого в приказной избе.
– Мне в Немецкую слободу надо. – Алексей вопросительно взглянул на стрельцов. – Как пройти туда? У меня письмо к одному человеку тамошнему, чтобы, значит, всяческую помощь оказал.
– Ну, так тебе в город-то и ходить не к чему, – облегченно вздохнул рыжий. Видно, уж очень ему не хотелось пропускать подозрительного иностранца. – А в Немецкую слободу тебя Фома проводит. – Стрелец кивнул на молодого, – и дорогу покажет, и… для сохранности, стало быть. Только поспешайте, а то стемнеет, улицы рогатками перегородят, и до места не доберетесь.
Когда Алексей с провожатым добрались до Немецкой слободы, солнце уже скрылось за домами, разбавив напоследок кроваво-красным светом унылую серую гамму городских улиц. На колокольне одной из многочисленных церквей ударил колокол, ему ответили сразу несколько в разных концах города. В гулкие удары вплелись веселые подголоски, и перезвон уже катился по Москве, отражаясь от домов и крепостных стен, метался в узких улочках, рвался в багровое небо.