Liber Obscura. Тёмная книга, Эрика и её кошмарное приключение в двузначность - стр. 9
Отец считал, что Эрике дано слышать эти оттенки, концентрацию жизни. Иногда же Эрике казалось, что не только жизни. Особенно после того, как она узнала, что один из найденных ею крикунов был в кармане мужчины, когда тот прыгнул с крыши ратуши сто лет назад. Мало того, что томик стихов По[5] был антикварный сам по себе, на нём стояла дата и место, выведенные рукой самоубийцы под строками его собственного сочинения.
Эрика узнала об этом, так как отец снял фотокопию и забыл папку с «делом» на столе. Когда па вернулся, она слёзно просила оставить эту книгу, не продавать. Такая печальная и загадочная, она была столь притягательно-таинственна. Но отец покачал головой. Сказал, что liber mortum[6] хранят на себе отпечаток боли, и что с её даром это, как гулять зимой без шапки и надеяться не простыть. С тех пор он запирал книжные досье в ящике стола. А Эрика взяла в библиотеке молчаливое собрание стихов По. Некоторые ей понравились. Но от этого обычного безголосого томика не веяло тайной. Какими бы навязчивыми и громкими не были крикуны, после них молчуны – всего лишь тень.
Иногда отец брал её с собой на книжные развалы. И пока заговаривал продавца, задача Эрики была вслушаться в книги. Эрика называла это книжной охотой. Чтобы не выдать себя, отец всегда прихватывал несколько молчунов.
– Почему ма никогда с нами не ходит? – Спросила однажды Эрика.
– У Жозлин сложные отношения с чужими книгами, – вздохнул отец. – После того, как она перестала писать, она их не выносит.
– А когда писала свои?
Отец грустно усмехнулся:
– Когда писала свои, тоже не выносила чужие, но гораздо легче.
– Но было же время, когда вы оба любили книги? – упрямо спросила Эрика.
– И это было отличное время! – улыбнулся отец и взъерошил волосы девочки. – Но теперь у меня есть лучший охотник за книгами на свете! Ты! Мы с тобой как Игон и Рэй[7]! Мозг и сердце нашего книжного логова!
– Пора открывать магазинчик оккультных книг[8], – улыбнулась Эрика и тут же сникла: – Мне кажется, она меня ненавидит.
– Кто? – не понял отец, но почувствовал перемену в настроении дочери, обошёл и присел перед ней, смотря прямо в глаза.
– Ма меня ненавидит, – шмыгнула носом девочка.
– Брось, как можно ненавидеть тебя? – отец снял с Эрики очки и вытер скользнувшую по щеке слезинку. – Она тебя обожает. Просто твоей маме сложно. Ты же знаешь, обезьянка, твоя ма всегда занята.
– Она опять уехала, не простившись.
– Мне она оставила записку, – он вынул из кармана лиловый бумажный треугольник и покрутил перед носом девочки. – А тебе?
Эрика кивнула. Чего-чего, а записок у неё была целая коробка. Молчаливые письма. Лучше бы Жозлин вопила на неё, как крикуны, чем так.
– Мы справимся, – отец погладил Эрику по спине и обнял. – Ведь справляемся же?
Эрика кивнула и сделала шаг назад.
– Потому что мы отличная команда, – неуверенно проговорила девочка.
– Как Гарри и Рон[9], – почесал подбородок отец.
– Как Шэгги и Скуби[10], – улыбнулась Эрика
– Чур, я Скуби! – отец вывалил язык.
– Ну уж нет, па! – рассмеялась девочка. – Ты Шэгги!
– Я должен это срочно переварить! – отец подмигнул. – Пошли, съедим мороженое!
Эрика улыбнулась. Мороженое – это здорово. Как говорил па: если внутри холод, то пусть он будет мятно-ванильным. Эрика предпочитала клубнично-шоколадный.