Liber Obscura. Тёмная книга, Эрика и её кошмарное приключение в двузначность - стр. 18

– Ты самый волшебный крыс на свете! – прошептала Эрика. – И если к Рождеству ты захочешь стать ядовито-зелёным, мы вовсе не против!

– Совершенно, – вернул очки на нос отец и погрузился в чтение, не оставляя попыток найти объяснение такой метаморфозе нового члена семьи.

Вынырнув из воспоминаний, Эрика оглядела комнату, выглянула в окно, чтобы удостовериться, что весь мир не смыт дождём окончательно, и плюхнулась на стул. Перед ней на столе лежал её лично выбранный подарок. Символ её почти-взрослости. Свобода выбора казалась ей вещью более разумной, и потому некая доля удивления (но пока ещё не разочарования) занозой засела где-то между лопаток, отчего хотелось повести плечами и прогнать гадкое тянущее чувство.

Всё, что она сейчас видела – пятно от какао. Клеймо её оплошности.

– Месть этого кота изощрённее дворцовых интриг! – фыркнула Эрика, обращаясь к Пирату.

Вылинявший луч усталого солнца пробился в прореху туч, прыгнул в окно, скользнул по книге и упал на пол, растворившись в сумраке. Эрика шумно выпустила воздух. Она попыталась оттереть пятно, но не вышло. Хоть весь переплёт и был покрыт выдержанными следами чтецов и пыли, но свежее пятно блестело как несмываемый след преступления в Кентервильском замке[21]!

Однако мир по ту сторону окна был столь сыр и неприветлив, что не оставалось ничего иного, как сбежать в другой – под обложку. Эрика плюхнулась на кровать, дёрнула за хвост ночник и открыла книгу, по привычке убрав ляссе на последнюю страницу.

– Если ты окажешься сборником печального поэта, я вынесу тебя в книгообменник! – пригрозила Эрика, которая не питала страсти к поэзии, особенно печальной, разве только за исключением По.

Было хорошо за полдень, когда дождю наскучил Корвинград и, собрав свою серую мантию, он двинулся дальше. Но Эрика даже не заметила преображение за окном. Она находилась под впечатлением от прочитанного. Ей не сиделось на месте. Её душа жаждала срочно разделить пережитое с кем-то ещё, желательно, способным оценить всю грандиозность сюжета и формы. Девочка оббежала весь дом. Напрасно! Па опять исчез. Комната ма была тише гробниц фараонов. А Эрику распирал книжный зуд! В ней было так много истории, что её срочно нужно было выплеснуть, иначе разорвёт!

Она посмотрела на Пирата.

– Прости, – извинилась Эрика. – Но мне нужен кто-то из высших приматов одного со мной вида!

Эрика сжала кулаки, смерила комнату шагами три раза и, хлопнув дверью, сбежала по лестнице вниз. В такие минуты ей страсть как не хватало смартфона и интернета!

Нет, её родители не были из тех, что уезжают в леса, отказываясь от благ цивилизации. Не амиши[22], не луддиты[23], не технофобы[24]. Эрика знала эти слова, потому что прочла их определения в словаре, после того как кто-то в школе бросил ими ей в спину. Слова-камни, которые ранят сильнее гранита. И пусть многим взрослым кажется, что в десять лет дети мало чем отличаются от глупых младенцев, всё обстоит куда серьёзнее. Десять лет – это очень много. Особенно, если ты успел к этому возрасту прочитать сотни книг и значишься в вершине табелей успеваемости. Пусть и не глубоко одарённый, но точно умеренно.[25]

Да, в их доме не было компьютера и телевизора, может, и ещё чего-то не было, о чём Эрика пока не знала. Но родители никогда не запрещали ей пользоваться древним, как динозавр, телефоном, чей костяной диск трещал при каждом повороте. И проигрыватель пластинок был потрясающий. Всё детство Эрика танцевала под музыку, струящуюся из него, и заворожённо, до тошноты, смотрела, как крутится чёрный блинчик винила. А ещё она стучала буквы на Ремингтоне