Либелломания: Зимара - стр. 17

Зев Гуг истошно взвыл в темноте:

– Не приближайся! Я тебя слышу, не лезь, образина! Руки убери!

– Трюфель, это который в фольге, опять дразнит Сонара Гуга в пятом отсеке, – нейтрально пояснил Еклер. – Вот так всегда. Теперь по всему бентосу пустят газ. Доброй ночи.

По стенам вдоль стыков зашипело. Я инстинктивно задержала дыхание, понимая, что всё равно не смогу вот так не дышать всю ночь. Зев Гуг умолк первым. За ним следом Ка-Пча свалился в гамак без жужжания и визга, которыми сопровождались его движения. С толикой удовлетворения отметив, что Еклер Ка-Пча – обыкновенный псих, будто в этом можно было сомневаться, я не удержалась и тоже глотнула воздуха. Сладость на кончике языка стала последним аккордом долгого дня во Френа-Маньяне.

Передвигаться волоком недурно, если, конечно, это тебя волокут. И конечно, если не за волосы на лобке. Бритца волокли за капюшон, как счастливчика. Снег залепил ему лицо и набился за шиворот, ботинки были полны подтаявшего льда. Он полагал, что уже мог бы идти сам кое-как, но не собирался облегчать жизнь Нахелю и Деус, а ещё надеялся, что им надоест, и они его бросят. Хотя эта холера, Деус, ничего на полпути не бросала. Они остановились где-то в сугробах, и Нахель забарабанил в дверь обледенелой хибары.

Кайнорт на секунду прикрыл глаза, а очнулся в жаркой комнатёнке на жёсткой лавке. Он понял, что переоценил себя, что не сделал бы и шага самостоятельно. В глазах рябило, и разглядеть при первой попытке удалось только мерцание бесчисленных индикаторов. Полутёмная хибара напоминала одичавший капитанский мостик, и если бы не мох, торчавший в стене тут и там среди проводов и чудаковатых приборов, можно было и впрямь принять эту конуру за ископаемый звездолёт. Где-то что-то тикало, пыхтело, скрежетало. У набухшей от влаги двери за эзерами следили два жёлтых глаза: ручной песец. Таких заводили только те, кто считал чуек и канизоидов недостаточно агрессивными. Нахель ковырялся в сапогах, вытряхивал комки снега. Рядом крутилась Деус. Девчонка с ворсистой, как нубук, лимонной кожей и в смешной шапке с помпоном. Бритц наблюдал за ней из-под набрякших век. Боль притупилась, или он к ней привык, но суставы забила вата, в ушах пульсировал шум, а в груди опять булькало. Он знал, что это. И знал, чем это лечить. Когда-то давно, на другом краю вселенной, он провалился под лёд и часа два оставался по шею в воде, задавленный снежной глыбой. А потом отхаркивал кровь и куски лёгких. А потом пришёл доктор Изи. Мягкий и добрый толстяк, лучший в мире специалист по эвтаназии. А потом стало хорошо. Так они и познакомились. Деус увидела, что Бритц моргнул, распахнула на нём куртку и прижалась ухом к груди:

– Я бы ему врезала, ох, врезала бы… – услышал он голос Деус, обращённый к кому-то. – Но у него пневмония. Хотя если подумать… по яйцам-то можно и врезать, надеюсь, он их тоже отморозил, и разобьются.

– Ты как будто меня обвиняешь.

Голос Нахеля звучал жёстче обычного, с какой-то новой сталью.

– А кого же? – вскинулась Деус. – Мог бы и поторопиться! Зачем заставил самого лезть, видел же, что синий уже! Сдохнет – Зимара не будет играть. А у меня на кону кое-что поважнее алмазов.

– Это ведь лечится. Лечится, ведь так?