Либеллофобия - стр. 30
– А у меня третий наряд! Лёд.
– Да и жук с ним! Один день не попьёшь.
– У нас Чиджи опять болеет. Мне нельзя назад без воды! Слушай, Гу… последи за барьяшками, а? Я за льдом слазаю.
– При тревоге нельзя наверх!
– Так ведь ещё не объявили! Может, воланер этот уже свернул.
Синдиком молчал, и Гу мотал головой, сомневаясь. Пока он не сказал нет, я достала руженитовый термос и размотала коромысловый шнур. Тонкий и компактный, но длиной целых три километра – до самой сферы. И весь покрытый узелками. Это был видавший виды шнур, его запускали и дёргали обратно раз в два-три дня. Мы не могли оставить коромысло в небе: ледяная сфера крутилась над планетой, и лестницы уползали километров на пять в сутки. Первый раз я забиралась под присмотром Гу, он же запускал шнур. Провозилась в полубреду-полупанике часа два и чуть не околела там наверху. Папа обычно лазал за водой. Но его выходы в дозор участились, и в тот день, уже по накатанной, я собиралась уложиться вдвое, нет, втрое быстрее. В одной руке у меня был приготовлен кончик шнура, а другой я отжала клапан термоса.
– Глаза береги! – прикрикнул Гу, напоминая, что если отжать сильнее, чем нужно, то вода хлестнёт в лицо. И одними глазами тут не отделаешься.
Я отстранила термос на расстояние вытянутой руки и начала пропихивать шнур в термос через ниппель. Шнур надо было подкручивать, чтобы он ложился внутри плотными кольцами. Когда вошло метра полтора, я поставила термос на землю, как учил Гу, и сорвала крышку целиком.
Шух!
Вода вырвалась из руженитового плена и взмыла в небо. Она утащила за собой собранный в спираль жгут, чтобы высоко-высоко приморозить к ледяной сфере. Через минуту Гу подковылял ближе, подёргал и навалился на шнур.
– Крепко. Быстрей давай.
Я не умела забираться по коромыслу в обличье человека, сил не хватало. Даже по шнуру с узелками. Даже в тефлоновых перчатках и на шпорах. Поэтому обернулась пауком, хотя чёрная вдова с кричащим пятном на спине – тот ещё маяк в пасмурном небе. Восемь лап затеребили узелки. Это было не так-то просто! Чтобы удержаться на коромысле, я выпускала паутину из подключичной железы, цепляла её лапой к шнуру и осторожно подтягивала брюшко. Цап, цап, – минут через двадцать остановилась отдохнуть. На середине пути было ясно и свежо. Я сняла респиратор и, чтобы не смотреть вниз, сощурилась на солнце. Оно пробивало гигантский витраж, а свет играл, будто в калейдоскопе. Великолеп… Нет, я, должно быть, сходила с ума.
Морозом повеяло издали, метров за двести до неба.
С земли сфера казалась гладкой, как изнанка мыльного пузыря. На самом деле там вздулся лёд, выросли айсберги вперемешку с мусором, торчали глыбы всех цветов радуги. По большей части цветов грязных. Арктическая пустыня. Только вниз головой. Сточные воды и заводские отходы тоже прилипли к небу, а чего там только не торчало! Я откалывала куски прямо с игрушками, музыкальными инструментами, чужими сумками и парусной оснасткой. Случалось внизу размораживать бабочек и мелких грызунов. Врали, будто где-то видели, как плыл по небу целый паровоз.
Мусор и теперь глядел сквозь мутно-жёлтый лёд. Только жидкая вода подчинялась гидриллию, и мне нужно было отколоть кусок побольше, чтобы сбросить вниз. Майор Хлой пробовала расстрелять сферу из штабного нуклазера, но тот только плавил лёд, и вода тут же примерзала обратно. Сложность с коромыслом была одна: первая линька позволяла мне превратиться только целиком. Перчатки зашуршали, очищая лёд, взвизгнул лобзик – как вдруг загудело. Воланер! Далеко или близко?