Level Up 2. Герой - стр. 56

Система говорит, что Гипертонюк к своим пятидесяти четырем годам добился аж третьего уровня социальной значимости, а самый высокий навык у него — скоропечатание. Ого, целых восемь очков в навыке! Представляю, как он строчит — да с таким навыком можно по роману в неделю смело писать! Серийный графоман, чувствую — уже с десяток объемных поэтических сборников накатал.

— Хорошо, — я понимаю, что, как обычно, с «творцом» беседу не построить, и перехожу к жесткому структурированию диалога. — Вы — поэт?

— Так точно.

— Вы пришли к нам в агентство.

— Как видите.

— Принесли нам свои стихи.

— Стихотворения! — взвивается Гипертонюк.

— Да-да, простите. Вы принесли нам свои стихотворения.

— Принес.

— И? — растягиваю союз в ожидании того, что гость продолжит сам.

— Что «и»?

— Зачем вы принесли нам свои стихотворения?

— Чтобы вы их купили, — раздраженно, как профессор туповатому студенту, отвечает поэт.

Так, ребус разгадан. Продавец он, конечно, так себе. Видимо, расчет на то, что полистав его книги и прочитав хотя бы пару строчек его «нетленок», человек воспылает желанием приобрести всю антологию сочинений Мутного В. В.

— Понятно. А работа вам не нужна?

— Мне некогда. Стихотворения, знаете ли, сами себя не сочинят! Мои читатели ждут!

— Простите, а где ваши читатели вас находят?

— Как это где? На поэтическом сайте. Так вы берете или нет?

— Нет.

— В смысле?

— Нет и точка. Спасибо, — возвращаю книги автору.

— Вы даже не спросили их стоимость! — возмущается Гипертонюк.

— Видите ли, Владлен Варламович. Я не большой фанат поэзии. Особенно такой…

— Какой это «такой»? — подозрительно щурит глаза он.

— Современной.

Постучавшись, на пороге появляется Горемычный, заведующий бизнес-центром во плоти.

— О, Владлен Варламович, и вы здесь! — радостно приветствует он старого, как я полагаю, знакомого. — Добрый день, Филипп!

— Добрый день, Степан Лаврентьевич!

— Филипп, простите, но я не к вам. Владлен Варламович, мне сказали, что вы здесь, я и зашел. Уделите мне минутку? У меня есть отличный коньяк!

— Я здесь закончил, — Гипертонюк встает и презрительно оглядывает меня. — Ничего в искусстве не понимает современная молодёжь!

— А вот моей супруге очень понравились ваши стихотворения! — восторгается Горемычный. — Я, кстати, к вам по этому поводу и хочу обратиться. Видите ли, у Машеньки скоро юбилей, сорок пять. А в сорок пять что?

— Дама ягодка опять? — предвкушая «шабашку», поэт расплывается в улыбке.

— Именно! Именно! Я бы хотел заказать вам… — заведующий обнимает и уводит поэта, продолжая что-то интимно шептать тому на ухо.

Под дробный смех Гипертонюка и басовитый гогот Горемычного концессионеры покидают стены нашего офиса. Нарочно не придумаешь — Мутный и Горемычный, вестники Апокалипсиса.

— Что это было? — недоумевает Сява.

— Поэт, Славка. Тот самый, что в России больше, чем поэт. Что ты там жрешь?

— Бич-пакет заварил. Тебе сделать?

— А, давай, — махнув рукой на грядущие алерты системы, соглашаюсь на лапшу быстрого приготовления.

Настроение вообще ни к черту. Дома Вика постепенно переключается из состояния «соратник и товарищ» в язвительно-ироничное «я же говорила», и все больше напоминает мне Янку.

Наша нищебродская рекламная кампания провалилась. Сява со своими гопниками совершили подвиг, обклеив полгорода объявлениями, но эффекта это не дало никакого. Вот уж где я пожалел о бездумно выплаченных Матову десятках тысяч за бокс. Сейчас бы эти деньги пригодились.