Летопись Сатурна - стр. 19

Адлен корчилась снова, но теперь уже на спине. Стефан не обращал на нее никакого внимания. Все оно теперь было сосредоточено на ребенке. Какое-то странное всеобъемлющее чувство захватило нутро Стефана. Оно было похоже на вожделение. Но не сексуальное, не плотское в обычном понимании, а какое-то внутреннее, мозговое, но неосознанное. Ничего подобного Стефан раньше не испытывал, и ему хотелось упиваться этим ощущением снова и снова. Он на какой-то миг подумал: уж не отцовский ли инстинкт это? Но прежде он никогда о таком не слышал и нигде не читал (хотя читал он в своей жизни крайне мало, поэтому тут же отбросил эту мысль). Его словно покидал рассудок, но при этом он все так же твердо стоял на ногах. Это сладостное томление не только не проходило, но, кажется, все усиливалось. Он все смотрел и смотрел на это маленькое сморщенное существо на руках, отдаленно похожее на человека и явственнее ощущал, что этот трепет вызван именно им. Все больше и больше входя в некое подобие оцепенения, он все меньше и меньше обращал внимание на происходившее вокруг. Шум дороги, крики людей на улице. Промчалась полицейская машина.

Адлен же в отличие от Стефана, отдыхая от родов, все лучше начинала осознавать, что сегодня на улице творится что-то неладное. Опять, наверное, беспорядки. Может быть, гоняют мобов или еще что-то? Хотя почему несколько раз она слышала громкие крики, как будто кто-то видел привидение? Но сейчас это волновало ее не больше, чем боль в пояснице, которая уже проходила. Стефан выглядел каким-то зачарованным. Неужели на него так повлиял ребенок? «Не волнуйся, Стефан, он не твой. Точно не твой…».

Адлен только на мгновение сомкнула глаза, и ей показалось, что она провалилась в сон. В страшный и мучительный сон. В нем Стефан поднял плод ее любви с другим мужчиной, только что рожденного ребенка, который и головку-то держать еще не мог, – и одним махом откусил ему ногу, быстро оторвав ее от тощего тельца. Ребенок взвыл, как сирена, хватая своим маленьким ртом загрязненный воздух. В этом страшном сне Адлен пыталась закричать, пыталась встать и спасти своего ребенка, но у нее ничего не получалось. Она приподнималась на локтях и снова падала на жесткую кровать. Ей казалось, что она кричала, но на деле же она издала глухие попискивания, какие издают, должно быть, слепые котята в мешке, которых топят.

Она еще не понимала, что это вовсе был не сон. Было еще слишком рано. Рано, чтобы понять.

Отчетливые морщины в уголках глаз, посмуглевшая кожа, намек на второй подбородок и наметившийся возрастной животик выдавали в Давиде крепкого и опытного по жизни мужчину. Ему было сорок три года, и все сорок три года он провел в этом маленьком сибирском городке в Амурской области, затерянном на земле, где люди не против дебрей, а за них и вместе с ними. Хотя эти дебри за последние десятки лет значительно поредели. Ведь нужно же было обогревать и ютить где-то весь этот народ, количество которого так и не переставало расти и мигрировать даже в самые суровые уголки планеты. Туда, где, главным образом, была пресная вода. Вода – это жизнь. Давид понимал это еще с пеленок, хотя он и не мог припомнить такого времени, когда страдал от жажды. Но мама, весьма любознательная и начитанная женщина, рассказывала ему истории о городах, которые еще в начале века славились своими богатствами и роскошеством, а потом разом превратились в города-призраки. Люди уходили из них в поисках мест, где есть вода. Жизнь. Быстро же они осознали, что за деньги можно купить далеко не все, и что