Летопись Кенсингтона: Кенсингтонский народный фольклор - стр. 55
– Картошка! – обрадовался Фредди. – То есть Брай! Поймай-ка мне колобуса!
– Мне некогда, – сказал важно Мэй. – Не видишь, парик постирал и сушу на кусту!
Он широким жестом указал на куст и осекся – парика там уже не было, зато невдалеке сверкал пятками знакомый субъект в соломенной шляпе и очках в виде двух целующихся черепах. Брайан издал негодующий йодль и кинулся следом.
– Картошку иду есть! – сообщил ему вслед Фредди. – А ты лови колобуса и приходи! Я жду!
Брайан настиг вора, впечатал свой внушительный кулак ему в переносицу, так, что черепах покоробило, потом отобрал у него свой парик и мирно спросил:
– Колобуса не видал, колючая твоя голова?
– Это который помесь коловорота и автобуса? – переспросил Элтон, снимая очки и пытаясь привести черепах в чувство.
Брайан не знал, как выглядит искомый зверь, но на всякий случай кивнул.
– У меня нет, – небрежно заметил Элтон. – У меня только керосин, ты же знаешь. A у Буя – семь штук без одной! Ты к нему сходи в будку. Скажешь, что от меня, и не забудь передать пароль…
Элтон три раза оглянулся и прошептал Брайану, пряча коварный огонек в глазах:
– А пароль такой: «Назовись в честь ножа!» Не забудешь?
Брайан замотал головой. Элтон похлопал его по плечу, и, отмщенный, потопал в «Шинок», отобедать, а чтоб уж заодно, и отужинать. А Мэй отправился к Боуи, не зная, какой его там ждет горячий прием.
Ненадолго отвлечемся и поведаем вам историю о том, как юный Дэвид Джонс приобрел свой знаменитый псевдоним. Началась эта история во время какой-то войны. Там правил бал жестокий полковник Боуи, кроша неприятелей направо и налево. В честь него назвали ножи-свинорезы с бороздкой для оттока крови. Не угадываете сходства? Вот и Дэвид не угадал. А друзья его угадали и вовсю уговаривали его назваться в честь ножа.
Дэвид просто не находил себе места – пойдет в паб, а там его уже ждет змей-искуситель в лице Мика Джаггера, и нашептывает в ухо голосом Луи де Фюнеса из фильма «Человек-оркестр»: «Пети-Петипа! Пети-Петипа! Назовись в честь ножа!».
Отправится ли Джонс прогуляться по набережной, а ему же несется навстречу, гудя, как самолет и раскинув руки, Пит Тауншенд, и кричит по-совиному: «Пу-гу! Пу-гу! Назовись в честь ножа!».
Пойдет ли Дэвид покупать себе пиджак, а вешалка сверкает очками-черепахами и сипит: «Назовись в честь ножа!».
Дэвид плюнул и назвался в честь ножа. И стал он Боуи до конца дней своих, мирных, как ящик с динамитом. Который, кстати, он и угрожал применить в быту к каждому, кто бы посмел напомнить ему о чертовом полковнике, чертовом ноже и чертовых уговаривателях! Во как крут Дэвид Боуи с бороздками для оттока крови! Это вам не какой-нибудь там Гари Барлоу, названный так в честь тупого перочинного ножика, ножика перочинного, который он в лесу нашел.
А Брайан ничего этого не знал. Он тогда еще был мал. Он был дитя, хотя они с Боуи по паспорту писались ровесниками. Нo кому пришла бы в голову глупая мысль сравнивать Дэвида Робертовича Джонса-Боуи, Великого и Ужасного, с долговязым язвенником-гитаристом Бр. Г.? В конце концов, сам виноват.
Итак, Брайан подошел к будке и застал Дэвида за высокоинтеллектуальным занятием – Боуи, отчитав лекцию, блаженствовал, развалясь в кресле и попивая кофеек. Он, конечно, мог бы, скажем, играть в крокет, но в его супербудке, кроме него самого и его дубины, помещались только облезлое кожаное кресло и кофейник. Даже сахарница не помещалась, поэтому Дэвид пил несладкий кофе, блаженно собрав на своем высоком лбу несметное количество складок.