Летопись Кенсингтона: Фредди и остальные. Часть 2 - стр. 17

…Который и разбил ее на следующий день.

Однажды Фредди в первый (и в последний) раз в своей жизни написал пьесу и назвал ее «Смех на лунном поле, или Волки выли в полночь». Первую же читку он поручил Брайану – своему злейшему другу. Подобно Фредди, возомнившему себя великим драматургом, Брайан возомнил себя великим критиком и раздолбал пьесу в пух и прах.

– Ну что же это за чушь? – вещал Брайан, расхаживая по комнате, сунув руки в карманы. – Малдун ты ходячий, а не пьесопис. Ну кто может смеяться на лунном поле?

– Привидений! – мрачно прогудел Фредди. – Это пьеса об одном ужасном и страшном привидении!

Он завернулся в простыню и попытался для наглядности пройти сквозь стену. Но, судя по крикам «Мама!» и «Помогите!» из-под простыни, либо у страшного привидения было трудное детство, либо оно пробовало на себе кирпичную кладку фирмы «Пеликан» (противоположность которой – надувной матрац той же фирмы, которого хватает ровно на отплыть от берега).

Критикан Брайан издевательски стонал и вздыхал, намекая, что из Фредди привидение, как из дедушки Джорджа Харрисона – овечий пастух. Фредди не выдержал, стянул с шишковатой головы простыню, разорвал свою пьесу на сто сорок четыре маленьких акта и заставил Брайана их съесть. Мэй обиделся и, заглотав последние кусочки, выкинул друга в окно.

– Я – Гастелло! – закричал Фредди.

И врезался в толстый живот Элвиса Костелло, который надавал ему тумаков. После экзекуции Фредди обиженно сказал:

– Точно, Костелло!

За что заработал еще один – крепкий и сочный – подзатыльник.

Однажды Брайан все же проснулся после обильных возлияний и пошел умыться и попить водички из-под крана. Но вместо зеркала он с похмелюги погляделся в портрет Уинстона Черчилля, вырезанный из популярной газеты «Юный капиталист Приуэльсья» и висящий на стене рядом с зеркалом. Несчастный Мэй удивился, ужаснулся и заголосил:

– Мама! Нам сегодня выступать, а я лыс, как коленка гамадрила!

С перепугу он сбегал в магазин и купил там – по молодости лет и по неопытности – эпилятор. Вернувшись домой, он сел к Черчиллю и стал эпилировать. Он уже разделался с висками и перешел к темечку, как к нему на огонек заглянул Фредди.

– В космос собрался? – ехидно поинтересовался он. – Так от тебя там все инопланетцы разбегутся! Ищи потом.

– Ты че, не видишь – ращусь! – гордо ответил Мэй.

– Ты и так косматый, как медведь, – пожал плечами Фредди. – Теперь-то, конечно, местами.

– Смотри же, мальчишка! – и Брайан указал на Черчилля.

– Винстон как Винстон, чего на него смотреть. – хмыкнул Фредди. – Что я – Винстона не видел?

– Как же… – проскрежетал плохо смазанным голосом Брайан. – Ведь я же… Мы… Вчера… Ох… Вместе с Диконом…

– Бить вас надо, – убежденно сказал Фредди. – Вместе с Диконом.

– А раститель?!! – побледнел Брайан, с ужасом гладя свежевыбритые виски.

– Ты где его покупал? – прищурился Фредди. – Уж не в «Кокосе» ли? Как же я сразу не додумался – там третий день подряд Элтон подрабатывает…

Закончить он не успел – Брайан схватил эпилятор и с жутким криком выбежал на улицу.

А подлый Элтон уже смылся из «Кокоса» со всеми деньгами. Тогда Мэй обиделся на всех и вся, написал песню «Лас Палабрас де Амор» и уехал в Каир. Фредди же еще долго ругался, с трудом выговаривая кошмарный «Параблас», пока ему не надоело и он, с наслаждением плюнув на порог родной студии, не уехал в Мюнхен, где планировал записать свой сольный альбом. Роджер тоже уехал. И Джон уехал. Тихо и скучно стало в Кенсингтоне…