Лето волков - стр. 25

…Грузили оружие и припасы на телеги. Данилка протянул лейтенанту карабин. Иван вытянул затвор из ствольной коробки. Осмотрел боевую личинку.

– Может, сразу в металлолом? – спросил.

– У тебя ж пистолет. Сильная вещь. Любую мышь наповал.

– Давай на тебе попробуем!

– Кончайте кусаться, щенки! – прорычал Гупан.

Полтавец подогнал шестиместную безрессорную бричку. В ней косо, стоймя, торчал частично обитый жестью гроб с привязанной к нему крышкой. Привели арестанта, того самого, конопатого, рыжебрового. Усадили.

– Придерживай гроб, – сказал Данилко.

– Чем, зубами? – спросил конопатый.

– А хоть зубами.

На ладони конопатого была татуировка: «Сенька. 1924». Иван внимательно посмотрел на парня. И тот изучал лейтенанта. Сказал тихо:

– А тебя чого, развязали? Хай и меня развяжут.

– А ты чем заслужил?

– От так в жизни, – хмыкает Сенька. – Одному колоски, другому соломка.

Ехали молча. Кто дремал, прижав к себе оружие, кто напевал себе под нос. Темнело.

Гроб на ухабах валился на арестованного. Тот наконец взмолился:

– Слухайте, хлопцы! Товариши! Он же меня убьет.

– Терпи пока, товарищ, – ответил сидевший рядом с ездовым Данилко.

– А говорили, шо у вас не пытают.

– Наврали!

Абросимов подъехал к «Штабу Гупана». Лампа на столбе освещала автоматчика. С танцплощадки доносилась музыка. Танго!

– Лейтенант, сказали, здесь… который из Глухаров! – крикнул, спрыгнув с сиденья брички, Николка.

– Уехали.

– Как уехали? – Абросимов от огорчения ударил кнутовищем по колесу.

Лектор на заднем сиденье, вытянул из кармана, за цепочку, часы, поднес циферблат к носу.

– Опаздываем!.. Нам еще охватить тружениц пенькозавода!

Останки Штебленка снимали уже в сумерках. Ястребки прятали носы в тряпичные намордники.

– Черт… Резиновый какой-то канат… затянулся.

Полтавец, стоя на телеге, попробовал сначала развязать, потом порвать жгут. Но его борцовской силы не хватило, достал нож. Полетели вниз обрезки. То, что было Штебленком, положили в гроб, накрыли крышкой.

– Полтавец, – сказал Гупан, – не стучи сильно. Наживи парой гвоздей.

Полтавец тихонько вколотил гвозди. Гроб опять поставили рядом с Сенькой. Издали – как странный угловатый ездок-попутчик.

– Придерживай плечом, а то на тебя свалится…

– Мне морду заверните, – попросил Сенька. – Я ж подохну с ним рядом.

– Подохнешь, так, считай, от своих, – Данилко был неумолим.

Иван достал из сидора чистую холщовую портянку, набросил на лицо Сеньки, завязал.

– Спасибочки! – глухо донеслось из-под холста.

– Лучше б я своей портянкой, – сказал Данилка. – Вот завопил бы, гад!

Лейтенант пошарил у колес брички. Подобрал змееобразные, поблескивающие обрезки странного жгута, на котором был повешен ястребок.

– Правильно, – сказал Гупан. – Сбереги.

Бричка стала разворачиваться, лошадь нервничала, не в силах выбраться, дергалась вперед-назад, ломая подрост и обдирая стволы. Полтавец успокоил ее, держа под уздцы и похлопывая по скуле.

– Веди за собой, – посоветовал Гупан. – А то дрогу вывернем.

– И чего они пригоняли телегу в такую чащобу? – спросил Иван.

– А вот это интересно бы узнать.

Дальше ехали уже в темноте. С трудом выдрались на проезжую дорогу. Гроб валился на Сеньку, припечатывая то к боковинам брички, то к спинке. Арестованный с трудом восстанавливал положение.

– Застрелили бы сразу, – пробухтел из-под повязки.