Лето печали - стр. 13

– Это вы правы. Что с письмами мисс Перегрин? Вы их изъяли?

Узнав о смерти сестры, миссис Бакли процедила:

– Туда ей и дорога, грешнице. Мы сжигали ее послания, а теперь окончательно забудем о ней. Однако надо забрать ее труп ради христианского погребения.

Сабуров сухо отозвался:

– Вас известят письмом, когда полиция закончит работу. Простите, я тороплюсь.

Ему было противно смотреть в сторону мистера Бакли.

– Осталось последнее письмо, – честно сказал Сабуров. – Знаете, мне кажется, что…

Мистер Браун налил себе чаю.

– Что, ревнуя сестру к его преподобию, миссис Бакли пошла на убийство? – Браун улыбнулся.

– Сюжет хорош только для бульварных романистов вроде американского сочинителя мистера Генри Джеймса, – подытожил Браун. – Миссис Бакли терпеть не могла сестру, но руку на нее не поднимала.

– Теперь у нас появились наброски, – он передал Сабурову конверт. – Мистер Джеймс снимает гарсоньерку в Челси. Впрочем, где же еще? Он сосед мисс Перегрин, то есть ее бывший сосед.

Сабуров повертел конверт единственного уцелевшего письма мисс Перегрин.

– Студия «Тополя», Челси, – прочел он обратный адрес. – Это тоже гарсоньерка?

Браун ткнул сигарой в массивную серебряную пепельницу на столике маркетри.

– Нет, мистер Гренвилл, – задумчиво ответил он. – Это вилла на реке с причалом. Такие дома не по карману беллетристам, даже мистеру Диккенсу. Мисс Перегрин пользовалась приязнью не только бедного литератора, но и кого-то еще.

Сабуров поднялся.

– Завтра я покажу американцу наброски и постараюсь его разговорить. Доброго вечера, мистер Браун.

Окутанный сизым дымом старик в кресле молча кивнул. Бодро сбегая по лестнице, Сабуров сказал сеттеру:

– Когда-нибудь и я стану таким, милый. Хотя нет, я не доживу до его лет.

Ежась под холодным дождем, он зашагал через пустынный двор к экипажу.

С напарником, как он решил называть мистера Грина, Сабуров распрощался на Чаринг-Кросс.

– Я зайду в книжные лавки, – объяснил он парню. – Встречаясь с беллетристом, полезно заранее составить представление о его творчестве.

Вспомнив о знакомстве с Достоевским, Максим Михайлович развернул зонтик.

– То есть не о моем знакомстве, – поправил себя сыщик. – В Баден-Бадене Федор Михайлович понятия не имел, кто я такой. Он никогда не узнает моего настоящего имени и написать ему нельзя, – Сабуров загрустил.

Федор Михайлович вряд ли помнил некоего Александра Андреевича, оказавшего ему кое-какие услуги в Бадене, но у Сабурова остался автограф писателя. Книжка «Русского вестника» стояла с другими русскими изданиями в закрытом на ключ шкафчике в спальне мистера Гренвилла на Гилберт-плейс. Сабуров избегал принимать клиентов в комнатах, однако иногда другого выхода не оставалось. В спальню визитерам, разумеется, путь был закрыт.

В гостиной на потертом турецком ковре висела редкого уродства туземная маска, подаренная хозяйке комнат бывшим жильцом. Показывая квартиру, миссис Сэвилл объяснила, что постоялец был ученым.

– Доктор Гендерсон всегда вносил плату с опозданием по своей рассеянности, – женщина поджала губы. – Он работал в музее, но съехал, отправившись в южные моря.

Миссис Сэвилл поправила маску.

– Это пошло бы в счет его долга, но в музее отказались покупать идола, а старьевщик предложил за него жалкие пенни.

Сабуров отодвинул от камина медный экран, выложенный китайской яшмой.