Лето, когда мы пропали - стр. 32

на обочине. Я с трудом поднимаюсь на ноги. Каждый миллиметр кожи кричит от боли, но я не обращаю на это внимания и пробираюсь к густым зарослям через дорогу, отчаянно спотыкаясь. Я скрываюсь из виду как раз в тот момент, когда они объезжают мой велосипед и останавливаются.

Не знаю, стоит ли мне бежать или постараться стоять неподвижно, но щиколотка опухает, и я не уверена, что смогу быстро двигаться. Я достаю телефон – руки трясутся. Двое парней выходят из машины и с минуту разглядывают заросли, ухмыляясь, как будто все происходящее – отменная забава. Я пригибаюсь ниже, пытаясь стать как можно меньше; слишком напуганная, чтобы даже вызвать полицию – они не успеют приехать, а звук клавиатуры может выдать мое местонахождение.

Приближается другая машина. Парни переглядываются, а я замираю. Сердце колотится, а они наконец садятся обратно в машину. Только когда они отъезжают, адреналин отпускает меня, и я падаю на землю, дрожа от холода в летний день. Хочется свернуться калачиком и лежать так, пока не почувствую себя лучше, но в прошлом мне не раз доводилось страдать от травм, поэтому я знаю, что чем дольше лежу не двигаясь, тем труднее будет восстановиться.

Я заставляю себя подняться на трясущихся ногах. Велосипеду конец, да и я так сильно напугана, что, скорее всего, все равно не смогла бы нормально ехать. Поэтому я иду пешком, прижимаясь к лесу на случай, если те парни вернутся.

Подозреваю, что у меня растяжение лодыжки, но продолжаю идти вперед, пытаясь запахнуть рубашку на груди. Слезы, которые наконец начинают стекать по лицу, не имеют ничего общего с болью. Я сомневаюсь, что в моей жизни наступит день, когда я перестану ожидать удара исподтишка; когда мне не придется идти, прихрамывая, в поисках безопасного места, неизбежно мучаясь вопросом, нет ли в случившемся моей вины.

Когда я добираюсь до дома, ребята уже вернулись после сёрфинга. Было бы проще, если бы они задержались. Дэнни поверит во что угодно, а вот Люка будет не так-то просто убедить.

Прихрамывая, поднимаюсь по ступенькам крыльца. Соберись, Джулиет. Ты не можешь просто войти и устроить там переполох.

– Джулиет? – зовет Донна, когда я открываю входную дверь. – Это ты?

Я глубоко вдыхаю.

– Привет! – кричу я. – Подойду через секунду! Мне нужно переодеться.

В моем голосе слышатся нотки, которых там обычно нет, – какая-то веселость и наигранность.

– Поторопись, милая! – кричит Донна в ответ. – Я готовлю пирог, и нужно перевернуть курицу.

«Ты опоздала», – подразумевают ее слова, и я судорожно вздыхаю.

Это того стоит? Это вообще чего-то стоит? Сегодня в закусочной женщина сказала сыну, что если он не будет учиться усерднее, то станет обслуживать столики, как я. Чарли назвал меня идиоткой. Два грубых старика спросили, сколько надо доплатить за чуток сахара после еды, и когда я им ответила, что сахар у них на столе, они засмеялись: «Мы не этот сахар имели в виду».

А что на другой чаше весов? Есть ли что-то стоящее во всем этом? Ничего. Но как, черт возьми, я смогу добраться да Лос-Анджелеса, если даже здесь не могу быть в безопасности?

Комок, который я изо всех сдерживала, поднимается к горлу и душит меня.

– Хорошо! – кричу я, прежде чем сглотнуть, – голос высокий и тонкий. – Одну секунду.

Я успеваю сделать один неуверенный шаг к лестнице, прежде чем из кухни появляется Люк, уставившись на меня быстро темнеющими глазами. Я крепче сжимаю рубашку, его взгляд следит за моим движением.