Лето больших надежд - стр. 20
Оливия застыла. Ее сердце заныло раньше, чем понял рассудок. Понимание пронзило ее позвоночник и сжало голову. Было что-то в том, как мужчина обнимает женщину, когда он собирается сделать ей предложение. Осознание заключалось в том, что в его мышцах и во всем его теле было едва ощутимое сопротивление. Ощущение дискомфорта, витавшее вокруг него, было безошибочным.
Она отступила назад и посмотрела в его привлекательное лицо.
– О, мой бог, – сказала она. – Ты решил порвать со мной.
– Что? – Ее проницательность была для него сюрпризом. – Эй, послушай, детка. Я не имею никакого представления, о чем ты говоришь.
Его протест только усилил ее убежденность. Она была права, и они оба это знали. Многие женщины с более сильными механизмами отрицания, чем у Оливии, были не способны заметить предупредительные сигналы. Но не Оливия, только не она со своим чувствительным радаром и только не после двух предыдущих поражений, которые оставили ее истекать кровью. Она была как одна из тех собак, которые натренированы на электрическую ограду. Ей достаточно было обжечься два раза, и она научилась это понимать.
«Читос» и пиво сформировали холодный, неприятный комок в ее желудке. «Это не должно случиться снова», – думала она.
– Я совершенно не поняла тебя. Боже, какая идиотка. – Она еще на шаг отступила от него.
– Помедленней, – сказал он, и его рука, которая легла на ее руку, была такой нежной, что ей захотелось заплакать.
– Сделай это быстро, – огрызнулась она. – Словно срываешь пластырь. Покончи с этим быстро.
– Ты пришла к неверному заключению.
– В самом деле? – Она сложила руки на животе. «Не плачь, – сказала она себе, смаргивая слезы, которые вскипали под ее контактными линзами. – Оставь слезы до подходящего времени». – Ну хорошо. Как насчет того, чтобы рассказать мне, что ты намерен делать после того, как продашь эту квартиру?
Его взгляд бегал по сторонам, задерживаясь на потолке, который она поменяла в два часа дня сегодня пополудни. Это был еще один симптом мужчины в бегах. Он не хотел встречаться с ней взглядом.
– Кое-что случилось, когда я был в Лос-Анджелесе, – сообщил он ей, и, несмотря на то что ему, очевидно, было неловко перед ней, его лицо осветил энтузиазм. – Они хотят, чтобы я переехал туда, Лив.
Она задержала дыхание. Предполагалось, что он скажет: «Я сказал им, что не могу принять решения, пока не поговорю с тобой». Однако она уже знала. С сухой усмешкой, все еще не веря, она произнесла:
– Ты ответил им «да», не так ли?
Он этого не отрицал.
– Фирма собирается создать для меня новую позицию.
– Что, в резиденции для ослов?
– Оливия, я знаю, мы говорили о будущем вместе. Я не отрицаю этого. Ты можешь поехать со мной.
– И делать что?
– Это Лос-Анджелес. Ты можешь делать все, что захочешь.
«Выйти за тебя замуж? Иметь от тебя детей?» Она знала, что это не то, что он имел в виду.
– Вся моя жизнь, моя семья, мой дом, мой бизнес – все здесь, в Нью-Йорке. Я положила последние пять лет своей жизни на «Трансформэйшнз», – сказала она. – Я построила ее. Я не собираюсь просто уйти.
Она подумала о том, чтобы начать все заново. Компьютерная сеть, новые контакты, пиар, реклама самой себя на словах.
Эта мысль утомляла ее. Она наконец-то свела свои рабочие часы до мыслимых пределов, но у нее ушли на это годы. Начать все сначала в Лос-Анджелесе будет даже еще труднее. Здесь ее имя и связи открывали перед ней двери Манхэттена. «Этого не должно было случиться, – подумала она. – Не должно было».