Летний сад Петра Великого. Рассказ о прошлом и настоящем - стр. 3

Когда в сад пришли археологи, им довелось услышать знакомые истории о кладах, подземных ходах и подземельях, где на полу рядом с глиняными мисками лежат скелеты замученных узников, а из стен торчат железные кольца, к которым были прикованы несчастные, – словом, все то, что обычно рассказывают о местах, действительно любопытных для археологов.

Тем не менее в легендах о тайнах Летнего сада есть рациональное зерно. И в годы войны, когда газоны пересекли окопы и щели, и в мирное время при прокладке всевозможных коммуникаций не раз натыкались на загадочные кладки. Кирпичные коллекторы, по которым подавалась и отводилась вода из фонтанов, – чем не подземные ходы! По ним можно пробраться на четвереньках или ползком, а в иных местах пройти в полный рост. За тюремные подземелья можно было принять подвал Большой каменной оранжереи.

Даже поразительные рассказы о скелетах и железных кольцах основываются на реальных фактах. Кости, правда, не людей, а животных, встречаются довольно часто. А торчащие из каменных кладок причальные чугунные кольца запомнились очевидцам раскопок Гаванца у Летнего дворца в 1964 г.

Любопытные прохожие могли наблюдать, как при рытье траншей рабочие извлекали из земли фрагменты расписных майоликовых ваз, голландских изразцов, изделий из китайского фарфора, заморские раковины, монеты, курительные трубки, обломки статуй и архитектурных деталей. Все это порождало слухи о спрятанных сокровищах, в том числе о музейных экспонатах, закопанных в годы войны и не разысканных до сих пор.

Оказывается, у этого заблуждения давняя история. Автор самого первого описания Петербурга 1710 г. (Геркенс) допустил неточность, сообщив, что царское величество имеет резиденцию у самой реки, которая впадает в Неву^>1. Извинительна ошибка иностранца, который, вероятно, писал книгу по памяти (хотя, в сущности, он прав: Фонтанка вытекает из Невы и впадает в нее), но куда смотрел редактор, читая у И.Э. Грабаря, что Летний дворец «построен на мысу, образуемом при впадении Фонтанки в Неву» (впрочем, редактором издания был сам И.Э. Грабарь)^>2.

Популярная городская легенда, будто Мойка зарождалась в неком болоте и «своего течения не имела», живет до сих пор. Ее творцом был «первый историк Петербурга» А.И. Богданов: «Мойка речка, которая вышла из вышеозначенной речки Фонтанки, которая прежде была глухая, но в 1711 году, когда деланы были каналы при Летнем доме, оную речку соединили с Фонтанкою»^>3. Современные авторы не сомневаются в существовании «непроходимых болот (конечно, непроходимых, каких же еще!) в районе будущего Марсова поля»^>4. Нетрудно убедиться, взглянув на шведские карты XVII в. и ранние планы Петербурга, что Мойка – это ответвление Фонтанки. На месте Марсова поля была опушка елового леса, увеличенная в размерах ради создания плаца для проведения фейерверков и военных парадов (Большого луга). Петр I сохранил остатки ельника по берегу Невы, запретив рубить деревья в заповедной Еловой роще.