Летаргия. Уставший мир - стр. 19
Единственное, что Майя умела делать хорошо, – это рисовать. Поэтому она планировала пополнять семейный бюджет своим ремеслом. Продажа картин приносила хоть нерегулярный, но ощутимый доход – в том случае, если находился безумный коллекционер, готовый купить хотя бы одно полотно за большие деньги. Но для того, чтобы покупатель нашёлся, следовало организовывать новые и новые выставки.
Майя на цыпочках подошла к холсту и сделала то, за что в художественном училище её страшно наказали бы, – потрогала кончиком пальца жирный мазок краски. На коже осталась красная точка. Конечно, за ночь краска не успела высохнуть, и теперь Майе придётся проявить чудеса изобретательности, чтобы довезти полотно до выставки. Ей пришлось дописывать картину в последний момент – и вот результат.
Майя долго глядела на своё творение, кусая губы и думая, что ещё необходимо добавить. Она уже коснулась лакированной кисточки, как вдруг сверху послышался тоненький голосок.
«Уже? Ох… Это Лиза. Она всегда встаёт первой».
Майя с трудом оторвала взгляд от холста. Повернулась к двери и поняла, что всё ещё держит во рту зубную щётку.
Добежав до ближайшей раковины, она прополоскала рот.
По мере того как Майя поднималась по лестнице, голосок всё больше превращался из жалобного призыва в плач. Она ничего не могла с собой поделать, но этот звук раздражал её, сводил с ума.
Вроде бы она давно должна была привыкнуть к детским слезам и крикам, но в них слышались голоса её матери и свекрови, голоса её сомнений – всего того, что она хотела и не успевала совершить. Первый крик утром означал конец её личной жизни и начало механической заботы о детях.
Когда Майя вошла в комнату, Лиза сидела в кроватке и смотрела на дверь взглядом, полным вселенской скорби. Стоило маме приблизиться, как лицо девочки в мгновение засияло. В каких бы мрачных чувствах Майя ни приходила утром к детям, одной такой улыбки было достаточно, чтобы все проблемы на время забылись. Неподдельная радость, которая сквозила в лице дочки, когда в начале дня рядом с её кроваткой появлялось самое дорогое существо, рушило стену любого уныния.
Обычно Майя начинала целовать маленькие ручки и лоб, а дочка долго обнимала её в ответ, рассказывая, что ей снилось. Затем они шли будить близнецов и вместе завтракали. Но сегодня был необычный день, это Майя ощутила уже в тот момент, когда, проснувшись, выглянула из окна. Лицо девочки, несколько секунд сиявшее, вдруг снова сделалось капризным, она плюхнулась обратно на подушку и закрылась одеялом.
Майя попыталась поиграть с девочкой, хватая её за ножки. Но Лиза только недовольно хныкала, глубже зарываясь в одеяло.
Будить близнецов Майя пошла одна – нужно было вести их в садик, а Лизу придётся тащить с собой – не оставишь же её дома. Она представила, как одевает троих детей, как они разбегаются кто куда, и от этого ей стало дурно.
Братья ещё спали. Артур лежал поверх одеяла, раскинув руки, и жалобно поднимал во сне брови. Миша свернулся в калачик и мирно сопел. Майя хотела тихонько выйти – они ещё не опаздывали, – но Лиза решила, что о ней забыли, и снова начала стонать и плакать. Артур, разбуженный её воплем, заметался по подушке. Майя провела ладонью по его лбу и поняла, что у мальчика жар.
Ей под сердце будто подвесили сетку с кирпичами. «Ну конечно! Именно в этот день ему нужно было заболеть!» Пришедшее следом чувство раскаяния в том, что она плохая мать и думает о своих делах, а не о ребёнке, Майя отогнала. Только самоедства ей и не хватало!