Лесная избушка Анатолия Онегова - стр. 46
Онегов, оглядев остров, сделал неожиданное признание:
– Знаешь, Толя, я полностью, пожалуй, соглашусь с идеей твоего очерка про этот райский островной уголок – стоит один раз увидеть его, чтобы он запомнился навсегда, с чувством, будто видишь его последний раз в жизни.
Вернувшись к омуту с пышной таволгой, Онегов завел разговор о повадках щук и окуней. Он сыпал вопросами, а я с трудом отвечал: в какое время происходит массовый выход щук из водной глубины на охоту? когда у них начинается жор? где они устраивают больше всего засад – у затонувших деревьев или в зарослях камышей?.. Говорить отсебятину было нельзя: я хорошо помнил, как в книге Онегова «Вода, настоянная на чернике» подробно описаны наблюдения за щуками и вскрыты тайны их жизни.
Как и во всякой другой книге Анатолия Онегова про поведение животных, будь то медведи либо волки, куницы, сизые чайки, поползни, снегири, а теперь вот и рыбы, он наделяет их характерами и образами. Чтение про повадки щук перечитывал я несколько раз. После похода на остров захотелось обновить воспоминания.
Онегов писал: «Подводное хозяйство моего озера постепенно вырисовывалось. У каждой щуки были не только собственные берега, но и собственные засады. Цепочка щучьих засад тянулась обычно или по краю растительности, или по внешним границам затонувших деревьев и принадлежала рыбам, умудренным жизненным опытом. Менее зрелые представители щучьего племени занимали места более заросшие и не такие добычливые. Но и здесь строго поддерживался порядок, основанный на уважительном отношении к личной собственности. И только щурята, что запружали мелководье неорганизованными толпами, казалось, предпочитали находиться в полном неведении по части законов и правил, принятых в обществе взрослых. Эти бестолковые зеленые юнцы не так уж редко пытались заглянуть в хозяйства родителей – и наказание за дерзость в этом случае не заставляло себя слишком долго ждать. Но то ли горький опыт несмышленых собратьев, то ли бытующее всё-таки в стенах детского сада боязливое уважение к сородичам постарше в общем-то заставляли щурят быть осмотрительными и не слишком бойко вертеться вблизи столбовой дороги. Главная столбовая дорога щук лежала из глубин моего озера к устью Яузы».
Дорога от острова в родную деревню Редкошово вела обратно через Реброво. Но я решил срезать дорогу и повел Онегова напрямки – через большой густой лес.
Баба Шура Уткина, родная моя бабушка, сидела на крыльце своего дома и неспешно перебирала грибы. Она слыла любительницей походов за грибами. Старость её не пугала. Взяв корзинку в руки, она уходила в лес надолго, гуляла там, дышала сосновым смоляным ароматом, а, набрав грибов, возвращалась домой, резала их на части и укладывала на печь сушить. Зимой её суп из белых грибов был для меня лучшим угощением. Кроме того, лучше бабушки никто не делал икру из сушеных грибов – то был уже дорогой деликатес.
О своём визите с гостем я не предупреждал бабушку. В то время телефон был один на всю деревню – на почте. Но баба Шура нисколько не удивилась нашему появлению, наоборот, обрадовалась, и, расцеловав обоих, усадила рядом с собой на крылечко. Онегов стал расспрашивать её о деревенской жизни, о лесных зверушках и птицах, а потом и сам принялся за переборку грибов. Бабушка шутила, подтрунивала над ним, но нет-нет да делилась воспоминаниями, как во время войны они с детишками ели крапиву и ляву, как долгие годы работала в полеводстве – каждое утро с подругами садилась на телегу и лошадь увозила их до вечера в поле, до захода солнца возвращались домой подоить корову, замесить квашню, управиться с семейными делами.