Лес на той стороне. Книга 2: Зеркало и чаша - стр. 29
Избрана кивнула и взмахом руки отослала девчонку. Она была даже довольна отъездом Секача – наконец-то старый кабан по-настоящему взялся за дело! Но неприятным было то, что он уехал, не предупредив ее. Неприятным, но не удивительным. После произошедшего Избрана не расчитывала не только на доверие Секача, но даже на простую учтивость. Если все это кончится… когда все это кончится как следует, от Секача нужно будет избавляться.
С Секачом уехала довольно большая часть дружины, Предвар отправился на охоту. Избрана надеялась, что действительно на охоту. Из бояр в Радомле остались только сам хозяин и Красовит. Оба они ни разу за день не попались на глаза Избране, и непривычная пустота и тишина вокруг начали ее тревожить. В самом воздухе носилось что-то неприятное, беспокоящее. Избрана волновалась, сама не зная из-за чего, и с нетерпением ждала возвращения Секача.
Под вечер, когда воздух посерел, к ней вдруг заглянула девчонка. Зная, что княгиня не любит возле себя чужих, она несла свою нехитрую службу в верхних сенях.
– Воевода идет! – пискнула девчонка в дверную щель и скрылась, не успев даже сказать, какой воевода.
Ожидая Хедина, который единственный находил в себе смелость и охоту нарушать ее одиночество, Избрана сидела у стола, не поднимая головы. Перед ней лежал кожаный мешочек, в котором хранилось зеркало, но за все эти дни Избрана ни разу не испытала желания достать заморское чудо. У нее не было желания смотреть в глаза даже самой себе, а при мысли о том, что может привидеться Зимобор, она ощущала настоящий ужас. Теперь-то он не улыбнется! «Вот до чего ты все довела! А ведь я предупреждал!» – как живой представлялся ей голос старшего из братьев, суровый, осуждающий. А пока она сидит в этой дыре, он, брат, уже может быть в Смоленске.
– Здорова ли, княгиня? – раздался от порога низкий голос Красовита.
Избрана, очнувшись от задумчивости, в удивлении подняла голову. Сын Секача стоял у двери, точно не решался войти. Нерешительности за ним раньше не водилось.
– Здорова, – осторожно ответила Избрана. – Что ты вдруг обеспокоился?
Красовит молчал, и она добавила:
– Заходи, раз уж пришел. Садись.
Красовит медленно шагнул в горницу и сел – в здешней тесноте ходить далеко не приходилось. Скамья скрипнула. Избрана пошевелилась, жалея, что ей некуда отодвинуться, – в тесной горнице огромный Красовит занял сразу слишком много места. Шапку он вертел в руках и внимательно рассматривал, как будто сам не знал, как ему в руки попало это диво. Избрана была в недоумении: как это все понимать? Красовит никогда не являлся к ней просто так. А если пришел по делу, то почему молчит?
– А ты сам-то здоров ли? – спросила она. – Что-то я тебя не пойму.
– Не поймешь… – повторил Красовит. – Много ты чего не понимаешь, матушка…
– Опять! – в досаде воскликнула Избрана. – Это я уже слышала. Еще в Смоленске. Уж какой разум мне Перун дал, с таким и буду справляться. А вы, разумники, посоветовали бы чего. Ты уж не с советом ли пришел?
– Не знаю. – Красовит мельком глянул на нее и опять уставился на свою шапку.
Весь день он обдумывал вчерашнее решение дружины и пытался понять, что же ему не нравится, откуда в нем это смутное неудобство, похожее на угрызения совести. В чем и перед кем он виноват? Вроде бы ни в чем. И любви между ним и княгиней не водилось, и ласковой к нему она не была. Но при мысли о том, что дружина, много здоровых и сильных мужчин, хочет женщиной купить себе безопасность и почет, притом женщиной, которую они все не так давно признали своей княгиней и которой клялись в верности… В этом было что-то неправильное.