Леротикь. богатая белая стерва - стр. 35

Я пробежал по клавишам, и – эх-ма, ничего в жизни гладко не бывает. Вот не дадут же музыканту поскучать. Соль в третьей октаве требовала настройки. Вгалопировал менеджер, и я обратил его внимание на незадачу. Он удивился и говорит – А ты не можешь эту ноту просто обходить?

Когда я в ударе, я половину клавиатуры могу обходить, но в данный момент я был не в настроении. Был понедельник, я не выспался толком. И вообще. Я поднял крышку и заглянул внутрь, и обнаружил там больше пыли и мусора, чем в Дрездене после бомбежки. Я не из тех, кто считает, что на инструмент нельзя дышать. У меня с инструментами обращение свойское, как бы изящно они не были сконструированы. Но, видите ли, профессиональное пренебрежение и пренебрежение негодяйское – вещи разные. Я попросил пылесос.

Менеджер посмотрел на меня так, будто я на его дочери жениться собираюсь. Я говорю рассудительно – Ну вот что, начальник. Либо ты несешь мне пылесос, либо я отменяю номер.

Джулиан, сидя на стуле рядом, ткнул меня в ребра. Я отмахнулся.

Менеджер решил, что будет проще, если он поступит в соответствии с моими пожеланиями. Он исчез и вскоре вернулся с портативным пылесосом. А тем временем посетители начали заходить в клуб один за другим. Я снял свой лондонский пиджак, закатал рукава рубашки, и пропылесосил фортепиано. Паркер наградил меня за мои усилия барабанной дробью. Джулиан и Фукс засмеялись, и некоторые посетители тоже.

Мы были готовы. Фукс сыграл ми на своем монструозном басе, Паркер брякнул палочкой в тарелку, Джулиан произвел на гибсоне несколько бравурных аккордов, а я сел на скамью перед клавиатурой.

Талиа Би состоит из нескольких капризно освещенных комнат. Музыкальная комната находится в логическом центре заведения. В ней достаточно просторно, чтобы танцевать бальные танцы. В комнате находились люди, и слышались невинные разговоры, смешки – и все что-то пили. Все это следовало сопровождать не очень громкой, вежливой музыкой. Посетителю следует давать возможность говорить, не напрягая связки. Это не значит, что его должны слушать или слышать … впрочем, не важно.

Мы начали с не очень известного опуса, который в свое время исполнял Дюк Эллингтон. Понемногу я начал привыкать к отсутствию ноты в третьей октаве. Помню, что у Паганини был случай, когда он сыграл на одной оставшейся на скрипке струне, и никто ничего не заметил. Историю эту не следует принимать всерьез, как вы уж поняли. Думаю что не заметили не потому, что он так умело играл (играл он умело, конечно, но к делу это не относится), но, в основном, потому, что он умел использовать невежество аудитории. Аудитория решила – эй, что-то странно все это звучит, но ведь это Паганини там, на сцене, играет – а он знает, что делает, значит – так надо.

Так или иначе, но пропускать только одну клавишу – легче, чем три струны из четырех. Паркер увлекся своим стуком. Я на него мрачно глянул. Он чуть притих. Паркер никогда бы не смог играть на настоящем инструменте – пальцы у него гнутся плохо.

Начало у нас получилось хорошее в тот вечер. Джулиан поднял свой сакс и выдал несколько финтов, которые горожане, как они утверждают, очень любят. Я думаю – врут. Джазовые импровизации неизменно нагоняют на меня тоску, и я скрежещу зубами, а медицинской страховки у меня нет, и дантисту платить нечем.