Лермонтов и Москва. Над Москвой великой, златоглавою - стр. 18
Пятигорск
Бештау с горы Машук. Фото В. Вельской
Возвратимся в летние месяцы 1825 года. Известный ученый-литературовед Виктор Андроникович Мануйлов (1903–1987), составитель и главный редактор «Лермонтовской энциклопедии», а также «Хронологической канвы жизни М.Ю. Лермонтова», отмечает под рубрикой «1825 год»: «В начале лета. Лермонтов впервые на Кавказе, в Пятигорске. В списке посетителей и посетительниц Кавказских вод в 1825 году по июль под № 54–62 числятся: «Столыпины: Мария, Агафья и Варвара Александровны, коллежского асессора Столыпина дочери из Пензы. Арсеньева Елисавета Алексеевна, вдова поручица из Пензы, при ней внук Михайло Лермонтов». «Лермонтовская энциклопедия» сообщает, что родной брат бабушки Лермонтова Александр Алексеевич Столыпин (как отмечено выше, адъютант А.В. Суворова в 1795–1997 гг.) с женой Екатериной Александровной Столыпиной и с дочерьми летом 1825 года одновременно с Лермонтовым и Е.А. Арсеньевой были в Горячеводске (Пятигорск). Поэт слушал рассказы брата бабушки о походах Суворова, о мужестве и героизме русских солдат.
А вот и слово самого Лермонтова о незабываемом для него лете 1825 года:
«Запись 1830 года, 8 июля. Ночь. Кто мне поверит, что я знал уже любовь, имея десять лет от роду?
Мы были большим семейством на водах Кавказских: бабушка, тетушки, кузины. К моим кузинам приходила одна дама с дочерью, девочкой лет десяти. Я ее видел там. Я не помню, хороша собою была она или нет. Но ее образ и теперь еще хранится в голове моей; он мне любезен, сам не знаю почему. Один раз, я помню, я вбежал в комнату; она была тут и играла с кузиною в куклы: мое сердце затрепетало, ноги подкосились. Я тогда ни об чем еще не имел понятия, тем не менее это была страсть, сильная, хотя ребяческая; это была истинная любовь: с тех пор я еще не любил так. О! сия минута первого беспокойства страстей до могилы будет терзать мой ум! И так рано!.. Надо мной смеялись и дразнили, ибо примечали волнение в лице. Я плакал потихоньку без причины, желал ее видеть; а когда она приходила, я не хотел или стыдился войти в комнату. Я (боялся) не хотел говорить об ней и убегал, слыша ее названье (теперь я забыл его), как бы страшась, чтоб биение сердца и дрожащий голос не объяснил другим тайну, не понятную для меня самого. Я не знаю, кто была она, откуда, и поныне мне неловко как-то спросить об этом: может быть, спросят и меня, как я помню, когда они позабыли; или тогда эти люди, внимая мой рассказ, подумают, что я брежу; не поверят ее существованью – это было бы мне больно!.. Белокурые волосы, голубые глаза, быстрые, непринужденность – нет; с тех пор я ничего подобного не видал или это мне кажется, потому что я никогда так не любил, как в тот раз. Горы Кавказские для меня священны… И так рано! В десять лет! о, эта загадка, этот потерянный рай до могилы будут терзать мой ум!.. иногда мне странно, и я готов смеяться над этой страстию! Но чаще – плакать».
Эльбрус при восходе солнца. Картина М.Ю. Лермонтова
Каменные громады Кавказа, с годами нисколько не меняясь, хранят в своем вечном очерке образы, обрисованные Лермонтовым. Я вспоминаю, как, возвращаясь в Москву из Махачкалы, мы выбирали, каким поездом нам ехать: через Кизляр или через Минводы? Выбрали тогда второй вариант, надеясь посетить лермонтовские места. Уже сам вечерний вокзал в Минеральных Водах повеял нам в лицо теплой свежестью близких гор. И весь вокзал предстал каким-то воздушным зданием, украшенным тонкими витыми колоннами. А в душе сами собой зазвучали тут же сочиненные стихи: