Лепестки на ветру - стр. 52

– Пол. – Мой робкий голос вывел его из каких-то глубоких грез, которые, если бы я промолчала, привели бы меня к тому вечно подавляемому экстазу, о котором так мечтало мое тело. – Когда мы были заперты наверху, бабушка всегда называла нас дьявольским отродьем. Она говорила, что мы семена зла, посаженные в дурную почву, и ничего хорошего из нас не выйдет. Поэтому мы никогда не знали, кто мы, имеем ли мы право жить. Неужели то, что наша мать вышла замуж за своего дядю, который был всего на три года старше ее, так ужасно? Ни одна чувствующая женщина не могла бы устоять против него. Я бы не устояла. Он был как ты. Дедушка с бабушкой считали, что наши родители совершили страшный грех, поэтому они презирали нас, даже близнецов, которые были такими крохотными и милыми. Они называли нас нечистыми. Неужели они были правы? Правы, пытаясь уничтожить нас?

Я сказала именно то, что вернуло его к реальности. Он быстро отпустил меня и отвернулся, так что я не видела его глаз. Я терпеть не могла, когда люди прятали от меня глаза, чтобы я не увидела правды.

– Я думаю, что твои родители очень любили друг друга и были молоды, – сказал Пол странным, напряженным голосом. – Так любили, что не задумывались о будущем и о последствиях.

– О! – закричала я в ярости. – Ты думаешь, дедушка с бабушкой были правы и мы – порождение зла!

Он резко обернулся ко мне, его мягкие, чувственные губы были приоткрыты, он был взбешен.

– Не переиначивай моих слов в угоду своей жажде мести. Никакая причина не оправдывает убийства, если это не самозащита. Ты не порождение зла. Твои дед с бабкой были фанатиками, им следовало научиться принимать все как есть и пытаться сделать все возможное. А им было чем гордиться – четырьмя внуками, которых подарили им твои родители. И если твои родители сознательно вступили в игру, когда решили завести детей, то я считаю, они ее выиграли. Господь был на твоей стороне и дал тебе слишком много красоты и умения ее ценить и, возможно, чересчур много талантов. И вот мы видим юную девушку, которую обуревают взрослые чувства – совсем ей не по возрасту и не по силам.

– Пол?..

– Не смотри на меня так, Кэтрин.

– Я не знаю, как я смотрю.

– Немедленно спать, Кэтрин Шеффилд!

– Как ты назвал меня? – спросила я, когда он уже направлялся к выходу.

Он улыбнулся:

– Это была не оговорка по Фрейду, не думай. Доллангенджер – слишком длинное имя. Шеффилд подходит гораздо лучше. Мы можем официально оформить перемену фамилии.

– О. – Меня замутило от разочарования.

– Послушай, Кэтрин, – сказал Пол, стоя в дверном проеме. Он был такой огромный, что загораживал свет из коридора. – Ты играешь в опасную игру. Ты пытаешься соблазнить меня, а устоять против тебя трудно. Но в моей жизни ты как дочь, и ничего больше.

– В тот день, когда ты хоронил Джулию и Скотта, шел дождь?

– Какая разница? Когда ты хоронишь того, кого любишь, всегда идет дождь.

И он быстро прошел по коридору до своей комнаты и захлопнул за собой дверь.

Итак, я пыталась дважды и оба раза была отвергнута. Теперь я могла вольно идти беззаботным, безоглядным путем дальше и танцевать, танцевать, пока не достигну вершины. И это уж докажет маме, которая умеет только вышивать и вязать, кто умнее и талантливее. Она увидит, кто получает наследство, не продавая себя и не опускаясь до убийства, чтобы его получить.